Он повернулся к прозрачной панели, уставившись на её поверхность. Мне было странно наблюдать за непонятными символами, которые замелькали с невероятной скоростью.
– Это больница? – снова осматривая комнатку, тихо спросила я.
– Типа того.
– И как долго я буду здесь?
Сверт резко обернулся, слегка наклонив голову набок.
– Не терпится вернуться к работе? Надо будет сказать, что номер двадцать сорок пять проявляет рвение к труду.
Эти слова неприятно обожгли сердце, напомнив, кто я. Гордость, спрятанная внутри и приглушённая побоями, вдруг встрепенулась в душе.
– Меня зовут Дэ́йри – чеканя каждое слово, дерзко вымолвила я.
Конечно, это была глупость так разговаривать с тем, от кого зависела жизнь. Но я устала молчать. И было уже всё равно, накажут меня за это или нет.
К удивлению, тонкие губы сверта скривились в презрительной улыбке.
– Да мне всё равно, как тебя зовут. В документах ты числишься, как раб номер двадцать сорок пять. Если забыла – подтверждение на твоём плече.
Я вздрогнула, вспомнив эту унизительную татуировку. Позорное клеймо. Хорошо, что не на лбу.
– Меня зовут Дэйри – упрямо повторила я, чувствуя, как в глазах загорается скрытый огонь бунта.
Похоже, это заметил мой враг. Его лицо стало серьёзным, и он быстро подошёл ко мне, рассматривая с высоты огромного роста. Я напряглась, ожидая гнева. Ведь ему ничего не стоило убить меня прямо сейчас. И его никто бы не осудил, потому что рабу не позволено перечить хозяину. Несколько долгих секунд он пристально изучал моё лицо, словно пытаясь прочитать мысли. Но вдруг, резко отвернувшись, уставился в окно. Этого я не ожидала. Показалось, что в его тёмной, жестокой душе промелькнуло сочувствие. И следующие слова совершенно сбили меня с толку.
– Хочу предупредить, чтобы ты была осторожнее с высказываниями. Если на моём месте окажется надзиратель, о твоей жизни больше не придётся беспокоиться.
Я изумлённо хлопала глазами, не веря, что слышу от свирепого существа предостережение. Он же невозмутимо продолжал разрушать моё равновесие.
– Ненавистные законы. Знаешь, я не завидую твоей судьбе. Одно дело – смерть на поле боя, в честной схватке, и совсем другое – рабство.
Он круто повернулся, а я судорожно сглотнула подступивший к горлу комок – настолько разительной была перемена на его мрачном лице.