Тихонечко застонав, я села и
принялась оглядываться. Искала что‑нибудь похожее на выключатель ну
или нечто, напоминающее шнурок, – дабы вызвать Визо.
Но ни первого, ни второго, увы, не
обнаружилось, и это стало еще одним поводом для грусти. В итоге я
состроила жалостливую мордашку и позвала шепотом, ни на что не
надеясь:
– Визо… Ви‑и‑изо…
А через миг вздрогнула и вообще едва
инфаркт не словила. Нет, слуга не появился. Зато дверь королевской
спальни резко распахнулась, и в гостиную ввалился Ринар!
Король был облачен в тонкий халат
пурпурного цвета, но в душ, судя по совершенно сухой шевелюре, еще
не ходил. И, кстати, явился вовсе не потому, что звала. И даже не
для того, чтобы пожелать гостье спокойной ночи!
Причина визита была не очень
ожидаемой…
– Это ваше? – махнув в воздухе
какой‑то белой тряпочкой, рыкнул он.
Я не поняла. Ошарашенно вытаращилась
и вопросительно приподняла брови. А Ринарион сощурил свои голубые
глазищи и, развернув тряпочку, продемонстрировал мне знакомые
шортики из белого шелка. Да, те самые, которые за ненадобностью на
круглом столике оставила.
Я могла признаться, но, учитывая тон
и этот прищур, сказала категорично:
– Нет, не мое.
Но Ринар вместо того, чтобы
извиниться и отстать, процедил:
– А чье же в таком случае?
Я, кажется, немного покраснела, но
мнения своего не изменила.
– Откуда мне знать, – выдохнула,
пожав плечами, – кто в вашу спальню заглядывает и трусами там
разбрасывается?
Идиотизм ситуации заключался еще и в
том, что при мысли о других стало бесконечно грустно. А через миг я
услышала:
– В том‑то и дело, что никто! Женщин
в этих покоях, и особенно в спальне, не бывает. И до тебя… – Ринар
окинул меня неприязненным взглядом, отдельно задержавшись на майке,
которая слишком с упомянутыми шортиками гармонировала. – И до тебя,
Света, трусами там никто не разбрасывался!
В финале этой фразы обсуждаемый
предмет гардероба был скомкан и брошен в меня. Я же так
растерялась, что ни одного внятного возражения не придумала. Вместо
того чтобы отбрыкиваться, сидела и смотрела на короля как последняя
дура. А где‑то в глубине души расцветало чувство совершенно
дебильной радости.
Да, дебильной! Ибо какая мне разница,
кто и как в его спальне бывает? Я вообще никакого отношения к его
личной жизни не имею!
Но… напряжение минувшего дня все‑таки
сказалось. Ринар постоянно издевался и тоже внес свою лепту. В
итоге, когда оцепенение спало, с моих губ сорвалось совершенно
неприемлемое: