По осколкам разбитого зеркала - страница 4

Шрифт
Интервал


Сегодня вечером я наконец крепко уснул. Проснулся среди ночи, отдохнувший, с ясной головой. И вспомнил Катю. Хорошо так, по-доброму, светло вспомнил ее человеческую легкость, доверчивость, искренность. В моей жизни не было места такому общению. Я сторонник четких, ограниченных, мотивированных и целесообразных контактов с другими людьми. Они не должны мешать, раздражать, отвлекать меня от главного, отнимать время и, не дай бог, эмоции. Признаюсь: такие отношения даже у нас с женой. Мы пришли к этому по умолчанию. Света оставила работу, когда родилась Лера. И создала для себя круг общения. Это приятельницы примерно одного с ней образа жизни и статуса. То есть неработающие женщины определенного достатка. Они все редко видят мужей, как и Света. И компенсируют друг другу дефицит общения в полной мере. Со мной жена делится в основном позитивными новостями. Там, в ее кружке, какой-то культ «позитивного общения». Они обмениваются способами и методиками делать радость из ничего. Меня эта глупость не беспокоит. Бывает хуже.

Я вспомнил Катю очень близко, даже горячо. Встал, налил на кухне стакан холодного пива и вышел на балкон. До Варны Катя никогда не казалась мне красивой. А там… Там она оказалась гораздо больше, чем красивой. Ее светло-карие глаза казались темно-золотыми. Это был не только отблеск солнца. То была богатая внутренняя жизнь, которая находила самые прелестные выражения. Губы расцветали в нежной, ласкающей улыбке. Между тонкими бровями пряталась глубокая мысль. Руки находили меня для прикосновения естественно и по-детски чисто. И отдавалась она мне не как опытная женщина и не как изголодавшийся и разговевшийся синий чулок. Она дарила мне себя со щедростью и откровенностью языческой богини. Была немногословна, но умела выразить чувство именно так, как я хотел, как способен услышать. И это особое открытие. Катя, неловкий и неумелый графоман в своих литературных упражнениях, оказалась талантливым литератором именно в любви. Ее женская, богатая суть отобрала и сохранила драгоценные слова только для одного мужчины, только для нужного мгновения.

Не знаю, странно ли это. Но я, так подробно и ярко вспоминая Катю, не испытал желания увидеться с ней в нашей обычной, будничной жизни. Она стала символом праздника, которому тайна и нарушенные запреты придавали особую чувственность и остроту. Будни могут убить все, даже воспоминания. А я этого не хотел бы.