сделали?! Видимо, в предобморочном состоянии хватаясь за шкаф, чтобы не упасть, я что-то опрокинул, и сразу же из-за закрытой двери услышал мамин голос: «Рома, что случилось?» Я еще не успел ничего ответить, как она спросила: «Тебе нужна помощь?» Угроза помощи помогла мне прийти в себя и более решительно взяться за процесс. Помните фильм «Ронин», когда Де Ниро помогает оперировать себя и говорит: «А сейчас я отключусь?» Я менял себе бинты на
нем еще до того, как сняли тот фильм! Сказав маме, что у меня все в порядке, кое-как сняв бинты и наложив вместо них новые, я растянулся на полу ванной комнаты весь в холодном поту и пролежал так минут пять без сознания, пока мама снова не поинтересовалась, все ли со мной в порядке.
Та первая перевязка, конечно, была самой главной – следующие мои бескрайнеплотные приключения уже были менее яркими и не такими болезненными. Сначала мне предстояло привыкнуть к новой, немного ковбойской походке – ноги максимально раздвинуты при ходьбе, чтобы не создавать трения, – потом на неделю или две пришлось отказаться от джинсов, носить старые отцовские семейные трусы, помнящие еще времена Брежнева, а на улицу выходить только в старом адидасовском спортивном костюме в совдеповском стиле. Дальнейший ежедневный процесс смены бинтов происходил менее болезненно, месиво между ног уже не так пугало и начинало принимать более узнаваемые формы. Эрекция по утрам все еще была неприятной, но, видимо, деформировала швы и освободила немного свободного пространства для роста и расширения. Вода, как говорится, точит камень.
Выздоровление прошло бы скорее, если бы не гениальная игра в «Ма шломо?» (в свободном переводе с иврита – «Как его дела?»), которую придумали мои долбанутые друзья. Таких травмированных, как я, в нашей компании было еще двое, а суперприкольная игра заключалась в том, чтобы исподтишка бряцнуть по мужскому хозяйству зазевавшегося товарища внешней стороной ладони или схватить его между ног, восклицая: «Ма шломо?», – под громкий гогот и восторг свидетелей. После одного такого захвата, заставшего меня врасплох, я еле приковылял домой в крови, весь в холодном поту от страха, переживая о будущем потомстве. К счастью, мне повезло, и через неделю после удаления крайней плоти, также на грани потери сознания, я снял оставшиеся швы, которые уже начали сами выползать.