– Так вот, дитя Божие, в этой молитве говорится о том, чтобы Бог Отец давал нам на каждый день хлебушка. Да, мой дружок, тебе дают хлебушка и молока, и кашу мама и папа, но им-то дает Сам Бог. Он, Батюшка, создал и рожь, и пшеницу, и овес, и просо, и гречиху, и картофель, и все, что мы едим и что называется нашим обедом и ужином. Говорю тебе, мой Жорж, ― Он один всё это создал, и создал из ничего. Затем, дитя мое, в этой молитве говорится еще и о том, чтобы мы никогда ни на кого не сердились и не гневались, а всем все прощали и это делали только ради Господа. Вот если тебя кто обругает, или побьет, или возьмет у тебя что-нибудь, ― ты на него не сердись и не злись, а скажи сам себе так: «Я ради Господа своим врагам все прощаю». Если ты будешь им все свои обиды прощать, тогда Господь будет любить тебя и прощать все твои грехи. А дальше в этой молитве Христос учит всех, чтобы мы все Ему всегда молились, и день и ночь просили Его, чтобы Он охранял нас от всякого зла, от всякого греха. Вот и все, мое дорогое дитя.
После сих слов странник поцеловал меня и сказал:
– Дети ― воск, из них можно все лепить, особенно этот воск является мягким и нежным тогда, когда он еще находится в чреве матери своей, ― (мама плачет), ― великое, о, какое великое дело ― христианское материнство! Все, что во время чревоношения думает и чувствует мать ― все это передается в качестве живого материала, из которого и создается за все эти девять месяцев характер ребенка. Блаженна та мать, которая все время своего чревоношения предается пламенной молитве и чтению Евангелия! От таковой матери все дети будут Христовыми пророками. Пелагея! ― быстро вскинув свои очи на мою маму, проговорил старец. ― Молилась ли ты Господу Богу во время своего чревоношения этим мальчиком, чтобы Он, Всемогущий, сделал его Своим рабом?
– Молилась, горячо молилась Ему, все время молилась, ― ответила моя мама, ― чтобы сей мальчик мой целиком принадлежал Христу, чтобы он всю свою жизнь был верным Ему (сама опять плачет). Но вот моя скорбь, о, тяжелая скорбь: я боюсь, что в нем много может быть отцовского. Отец его не знал ни праздников Божиих, ни тем более самой моей беременности, ― я понесла его приблизительно на исходе июля, так около двадцатого или двадцать первого числа сего месяца. Мой муж презирал мою беременность… просила, умоляла его… все нипочем… Вот чего я боюсь. Я думаю, что такое отношение к самой моей беременности послужило вредно для моего мальчика, для его характера и всей его будущей жизни.