Последнее я сказал для того, чтобы
немного воодушевить нечисть. Как они «умели», я в душе не
представлял. Но уж очень надеялся, что все их россказни про «земля
дает силы» – не пустой треп.
– Слышали? Давайте – быстрее начнем,
быстрее закончим! – пробасил Горислав.
И белая чудь ломанулась в галерею,
устремляясь в разные ходы. Словно они несколько недель только и
занимались изучением лабиринта, а теперь могли наконец проявить
себя.
Кстати, в слабом свете лазурного
лишайника (с названием которого я был категорически не согласен.
Какой придурок додумался его так назвать?) они действительно
походили на крыс. Здоровенных грызунов-переростков, которых в любой
RPG-шке кучами убивают на первом уровне.
– Нам че теперь делать, ждать
их?
– Не нам, а мне, – ответил я Алене. –
Все, что ты должна сделать – привести помощь, когда явится
Лихо.
– Может, мне с тобой…
– Ага, чтобы тебя случайно зашиб
волот, а я потом объяснял Анфалару, что же именно произошло. Вот уж
хрена лысого из Браззерс. Будем придерживаться плана.
– Так вдруг я действительно могу это,
ну вроде как нейтрализовать магию защитника? Ты же сам говорил
наверху. И про сирин придумал…
Я тяжело вздохнул. Вот что бывает,
когда человек начинает излишне верить в себя.
– Наверху я так говорил, чтобы
оправдать твое присутствие. Что до волота, его магии здесь нет. Он
вроде аккумуляторной батарейки, которая подзаряжается от артефакта.
Ему ты ничего не сделаешь. И я ему ничего не сделаю, потому что его
сила прямо пропорциональна моей.
– Чего? – не поняла Алена.
– Чем сильнее рубежник, который
оказывается в пределах действия охватывающего лабиринт артефакта,
тем могущественнее становится волот. Поэтому даже крон не смог бы
ничего ему противопоставить. Единственный варик победить стражника
– сломать артефакт. Сделать напрямую это нельзя, потому что он,
скорее всего, находится в центре лабиринта. Что остается? Изменить
контур накладываемого действия…
Я это все уже рассказывал Алене. Но
тогда она стояла примерно с таким же выражением, как и сейчас. Что
называется, гуманитарий в самом плохом смысле этого
слова.
Я даже вспомнил многочисленные
брюзжания отца Костика по этому поводу. Он жаловался, что раньше
гуманитариями называли тех, кто знал несколько языков, историю
культуры и искусства, разбирался в своей профессиональной области.
Короче, был крайне полезным. А теперь это стало ругательным словом
для людей, не умеющих в точные науки.