— А что есть на них? - уже более спокойным тоном спросил
Аракчеев.
— Догадки, - ответил я. - В том то и дело, Алексей Андреевич. Я
все знаю, как минимум пятьдесят заговорщиков назвать смогу, но
доказательства возможны лишь тогда, как они войдут во дворец. Ну и
после, когда станут друг друга топить и обвинять.
— В чем моя роль? - деловито спросил подельник.
Я рассказал, пока что не вдаваясь в подробности. Всю основную
работу на себя взял я. У меня есть на то больше возможностей.
Аракчееву же следует обратиться в нужный момент к тем офицерам,
которыми командовал еще в Гатчино. Нужно показать, что гвардия не
вся бунтует. Мало того, если как бы вдруг, возникнет сила, готовая
открыть огонь, то весь план заговорщиков уже будет сорван.
Александр - это не Николай, который и то с декабристами повел себя
милосердно, Саша - ранимая личность, он жаждет не принятия сложных
решений, а всеобщей любви. Тут же придется принимать решения, а не
просто потихонечку отправлять в отставку заговорщиков.
— Хорошо, но, когда все должно начаться? - спросил Аракчеев.
— Я был почти уверен, что уже случится, но, думаю, на днях. Я
отслеживаю ситуацию, - сказал я.
На самом деле, я теперь знаю все о том, что делается в стане
заговорщиков. Мной был завербован Панин.
Никиту Петровича было достаточно схватить, привезти ко мне в
подвал и показать, в какое животное превратился английский куратор
заговорщиков. Слабенький в России вице-канцлер, заплакал Панин,
попросил милости. Опасно, конечно, такого слабохарактерного
товарища иметь в агентах, но без того, чтобы знать о каждом шаге
бунтовщиков, никуда. Операция требует точной информации или даже
коррекции действий заговорщиков.
У них завтра два собрания: одно в казарме Семеновского полка,
Аргамаков уже что-то там химичит с охраной и это соберутся
гвардейские офицеры; а второе, у сучки Жеребцовой, там будет элита
заговорщиков. Так что... Работаем!
Глава 2
Петербург
29 февраля 1799 года 12.00-17.00 (Интерлюдия)
— Сегодня, ваше величество, все состоится сегодня, - чеканил
слова Пален а его собеседник съежился от страха.
— Не называйте меня так! - чуть ли не простонал Александр.
— Не долго осталось, чтобы пришло время назвать всех своими
именами, - невозмутимо сказал Пален. – Для меня – вы
Величество.
Петербургскому генерал-губернатору и одному, если не самому, из
приближенных к императору человеку, очень нравилось считать себя на
вершине власти. Именно он сейчас вершитель судеб. Пален верил в то,
что спасает Россию. Убийственная война со Швецией, остановка
торговли с Англией и спешно готовящаяся еще один фронт Османская
империя - все это или убьет Российскую империю, или покалечит
ее.