Может, она и удивилась, но
подчинилась мне. А может и сама так хотела. Сбросив домашний
сарафан и оставшись в одной нижней рубахе, Александра забралась под
шкуру и легла рядом со мной.
На кровати было достаточно места,
чтобы уложить ещё двух женщин, а если потесниться, то и четверых,
но Александра легла близко ко мне. Прижалась всем телом, словно
хотела своим теплом отогреть, отогнать болезнь и смерть, что ещё,
как будто витали очень близко от меня.
Как бы ни наливались свинцом веки, но
уснуть я смог лишь когда Александра задышала ровно, и я понял, что
она уже спит. Чувство ответственности за неё не давало покоя.
Потому что это я храню её сон, как должно верному супругу, какая бы
кошка меж нами ни пробежала.
Уснул я с мыслью, а может, я ей
изменил… Но почему-то в это совершенно не верилось.
Пир горой. Радуйся народ. Князь
Воротынский сына крестит. Крёстным отцом у него сам спаситель
Русского государства – молодой князь Михаил Скопин-Шуйский. Он не
мог отказаться от великой чести, не обидев воеводу передового полка
царской армии. Да и не хотел. Труса перед литовскими людьми не
праздновал, и тут не собирался.
Отстояв вместе с женой царёва
брата Екатериной, прозванной за глаза Скуратовной, потому как все
знали, чья она родная дочь, таинство, князь отправился на пир. Он
уселся на почётном месте, и едва после молитвы все подняли чаши за
его крестника, а после за его родителей, и за царя – государя
надёжу, как поднялся князь Воротынский и провозгласил здравицу в
честь крёстного отца. И тут к князю Скопину-Шуйскому, молодому
спасителю Москвы от Тушинского вора, подошла княгиня Екатерина и
поднесла полную до краёв чашу.
Поднеся её к губам я почувствовал
густой, приторный вкус мальвазеи. Не любил я сладкого вина и
удивился тогда, отчего мне его налили. Ведь князь Воротынский
хорошо знает мои вкусы, не мог он так ошибиться. Но поздно, надо
пить до дня, и я выпил…
Всё нутро скурило отголоском боли,
что снилась мне. Наверное, это и вырвало из сна. Я дёрнулся в
позыве сухой рвоты – в желудке было пусто. Обезвоженное болезнью
тело поглотило весь выпитый квас без остатка. Слава Богу, жены
рядом уже не было – ушла куда-то с утра пораньше. Проснувшись от
кошмарного сна о пире в доме князя Воротынского, я понял, что
солнце давно уже встало и светит сквозь сомкнутые ставни.