Но все чаще и чаще стала Таша приходить в Божий дом, ища успокоения и помощи. Лишь в тишине молельни, под сводами божьих палат, она могла позволить не сдерживать слез отчаянья.
Девушка приходила, словно стыдясь своей слабости, в то время, когда в обители высших сил не бывало прихожан. Медленно, словно не понимая зачем она здесь, она подходила к огромному деревянному идолу Богини Юрсалии — покровительницы женщин и детей, и садилась у ее ног. Прижавшись к босым ступням Пресветлой и сжавшись в бесконечно вздрагивающий комок, она безостановочно рыдала и неустанно спрашивала, почему та не помогла? Почему не спасла отца? Почему не уберегла тяжелую[1] мать? Таша рыдала и, сама не зная зачем, молила о помощи. Но Юрсалия молчала, глядя в пустоту неживыми деревянными глазами.
Спустя время на место боли пришла ярость, и девушка уже не молила, не стенала в слезах. Она начала требовать ответов, кричать и проклинать Богов за глухое жестокосердие. Она билась в бессильной ярости, то рыдая и моля о помощи, то упрекая Прародителей в бездействии и безразличии к своим детям.
В один из тех дней, когда девушка выплескивала болезненную ярость на деревянную статую Богини, внутри вдруг что-то щелкнуло, замерло, и по нутру разлилось холодное опустошение. Таша осоловело огляделась и, устыдившись себя, медленно вышла из святилища, ни разу так и не подняв взгляд к деревянным глазам идола.
Лишь служительница Юрсалии, что пришла немногим позже в святилище с подношением, увидела, как сочится из глаз деревянного идола Богини смола, удивительно напоминавшая слезы.
В свой последний визит в святилище Таша даже не приблизилась к Богине. Она безжизненно опустилась на пол прямо у входа и, облокотившись о стену, молча глядела в пустоту. Она и сама не понимала, зачем снова пришла сюда. Девушка разочаровалась в Великих Богах и больше ничего от них не ждала, потеряв всякую веру. Но именно в тот день она ясно поняла, что поднимет братьев и сестер на ноги и вылечит мать. Чего бы ей это ни стоило.
— Маманя! Я дома! — раздался слегка запыхавшийся девичий голос в сенях обедневшего дома.
Внутри заголосили дети:
— Ташка пришла!
— Ура-а, Та-ашка!
Распахнулась тяжелая дверь, и навстречу Таше выбежал темноволосый мальчишка годков пяти:
— Ташка-а! Я та-акого жука сегодня поймал, гляди! — радостно прокричал он, несясь к сестре со сложенными домиком ладошками.