Добролюб вновь недовольно нахмурился и покачал головой: поди потом вычисти все за этими поганцами. И не шибко-то сложно с грязью справиться, да вот только и зло их убирать надобно будет — гниль, что душком за ними тянется. Нечего тут у них на подворье-то тьме копиться.
Раздался быстрый стук сапог, поднимающихся по крыльцу, и в дом скорым шагом зашел кто-то еще:
— Хлев осмотрели. Чисто. Вокруг дома тоже ничего не нашли, — услышала Леона другой, более молодой мужской голос.
— Осматривайте окрестности! — зло процедил мужчина, и Леона наконец поняла, кому именно принадлежал этот голос… — И что б ни один куст не пропустили! Хоть каждую пядь[9] здесь вынюхайте, но достаньте девчонку. Я знаю, что она здесь, — раздался раздраженно-злой голос ее преследователя. Того самого, который ударил тогда маму... Шаги быстро удалились, хлопнула дверь, и кто-то с громким стуком сбежал по ступенькам.
— Видно, шибко за дочку-то переживаешь, ишь как извелся, — прокряхтела Ружена сочувственно.
Мужчина ничего не ответил.
Тяжелые шаги раздавались то ближе, то дальше, а за ними тихонько семенила Ружена. И пусть отцовской крови оказалось недостаточно для полноценного маяка, он чувствовал, что девчонка где-то рядом... Движимый смутным притяжением, он без остановки что-то двигал, открывал, поднимал, заглядывая в каждый угол, куда можно было бы спрятаться.
Раздался натужный скрип петель и голос Ружены:
— Тама подпол у меня, охурчики, помидорхи храню, хартошечка прошлоходняя еще осталась, соленица разные, — добродушно рассказывала Ружена.
Дверца подпола с резким грохотом упала обратно. Нет, девка не там...
Леона замерла: стук сапог теперь раздавался где-то совсем близко от комнатки, в которой она пряталась. Не сводя глаз с полога, девочка всем телом вжалась в стену за своей спиной, словно надеясь просочиться сквозь толстые бревна. И лишь краем замутненного ужасом сознания ощутила, как расходится по телу легкая дрожжь от усилившегося в голове жужжания пчел.
Добролюб оторопело посмотрела на поплывший перед ним, словно нагревшийся воздух. Дернул хмуро бровями и озадаченно глянул на впавшего в оцепенение ребенка — девочка неподвижно глядела перед собой, до бела сжав пальцы на худеньких плечиках, и в царящем в закутке полумраке глаза ее едва заметно светились мягким пурпуром. Чуткий слух домового уловил, как тихонько зазвенел нагревшийся воздух. Добролюб покачал головой и, прищурившись, сотворил вокруг девочки видимый лишь ему кокон. Успокоилось взволновавшееся вокруг них пространство и звон утих.