Жена все ходила вечерами на курсы английского языка, а, оказалось, встречалась с претендентами, сосватанными брачным агентством. А потом сгинула вместе со всеми вещами. Она, наверное, и мебель бы вывезла, но та была неподъемно громоздкой и к тому же теткиной, как и квартира, в которой они жили. Или, точнее, прижились. Жена тоже не была москвичкой, и сначала обрадовала тетку сама, а потом и мужа, то есть Брюховца, привела в нагрузку.
Тетка ничего, не роптала. Старой закалки человек. Восемьдесят скоро, скрючило всю. Но была человеком доброй души. Своей семьи у нее за общественной активностью в годы производственной допенсионной деятельности не случилось, так что она даже обрадовалась, надеясь на появление в доме детских голосов.
Но иметь детей жена отказывалась. Приводимые аргументы, которыми она оскорбляла Брюховца, задевали его мужское достоинство. Она и фамилию менять отказалась, словно к разводу начала готовиться со свадьбы.
Так и прожили два года втроем. А потом стали жить вдвоем. Жена позвонила только однажды. Сказала, чтоб не беспокоились. Обещала помогать. Тетка в ответ попросила сначала вернуть кое-какие вещи. С тех пор контакты бывших родственников не возобновлялись.
Деньги тетка брала только на хозяйство. Так что семейно жили…
Брюховец выудил из подливки еще одну котлету. Аккуратно, стараясь не капнуть соусом, положил ее на хлеб и пошел к себе.
Комната после захламленного коридора отличалась спартанской обстановкой. Раскладной диван, постоянно пребывающий в плоскостном состоянии, напротив – рыжий платяной шкаф послевоенных времен прошлого века, у окна – приземистый письменный стол, на подоконнике – музыкальный центр. Угол за дверью представлял собой ящик Пандоры. Оттуда торчали две пары лыж с палками, но без креплений, а под ними бесформенная груда из ботинок, мячей, ракеток теннисных и бадминтонных, коробок… Стены угла и дверь изнутри оклеены плакатами, изображающими суперменов разного разлива. Был даже человек-паук, бесстрашно зависший над дверью. Место выглядело подходящим для охоты на мух.
Брюховец быстро переоделся в гражданское – брюки, рубашка, легкий свитер, – подсел к столу и набросал записку для отсутствовавшей тетки. Полагалось предупредить, так как она, из-за отсутствия более достойных кандидатур, переживала за, как она по-родственному говорила, зятя. Он перечитал написанное, наморщив лоб, и, взяв записку, вышел в коридор. Положил клочок бумаги на пол у двери. Оценивающе посмотрел на вход, потом на записку, отворил дверь и, сгорбясь, вернулся, имитируя ковыляющую походку тетки. Он потоптался на месте, не разгибаясь, и передвинул бумажку немного поближе к обувнице. После этого удовлетворенно хмыкнул, разогнулся, и уже удалялся в свою комнату за ключами, как его застал врасплох резкий басок: