Эти жетоны ещё долго стояли у меня перед глазами. Меня преследовало одно и то же видение. Тихое украинское село, в центре – крепкий, богатый домина. В горнице, в кресле-качалке, сидит этот рыжий «герой войны» и покуривает трубку. Рядом суетятся ребятишки, счастливая жинка накрывает на стол. Семейная идиллия… За его спиной, на стене, висит фотография: он в камуфляже, со своей «эсвэдэшкой», на фоне заснеженных гор, а вокруг – смуглые бородачи, собратья по оружию, под зелёным знаменем ислама. Ниже, под фотографией, аккуратно развешаны «смертники» – боевой трофей. А рядом другое фото, пожелтевшее от времени: его дед с группой советских бойцов на фоне рейхстага. Герой другой войны.
Так могло быть. Но так не стало: рыжий хохол с той войны не вернулся…
Я ненавидел сало. Но объяснять причину моему случайному попутчику я не буду. Мне вообще не хотелось с ним ни о чём говорить.
Однако он не отставал.
– Послушай, хлопец, я ведь не слепой. Вижу, гложет тебя что-то. Война?
Я вздрогнул. Прямо в точку попал.
Он кивнул.
– Можешь не отвечать, парень, и так всё ясно. Что, видать, крепко насолили тебе хохлы?
– Дед, давай закроем эту тему.
– Да ты погоди, хлопчик, не руби с плеча. Знаю, много моих земляков подлости наделали на той войне. Но ты на всех-то не серчай, хлопец, по нескольким выродкам обо всём народе не судят.
– А я и не сужу, не моё это дело – судить кого-либо, – начал горячиться я. – Живите как хотите, а в душу ко мне не лезьте. Не люблю я этого.
– Как знаешь, парень.
Он надолго замолчал. А потом сказал, взвешивая каждое слово:
– И всё же, если можешь, прости нас за всё. Земля-то у нас одна.
Я махнул рукой и вышел из купе. Разбередил мне душу этот старый хохол.
Очень хотелось курить.
Я не сразу пошёл в тамбур. Опустил в коридоре окно и подставил пылающее лицо свежему майскому ветру. Мимо проносились бескрайние поля, едва тронутые зеленью, вдоль железнодорожного полотна тянулась бесконечная лесополоса. Изредка, словно из ниоткуда, возникали деревушки и тут же исчезали. Мелькали, подобно двадцать пятому кадру, крохотные полустанки. Май – моё любимое время года. Природа ещё только пробуждается от зимней спячки, но уже по-летнему тепло. Нет ещё того буйного июльского разнотравья, трава на полях и листва на деревьях робко распускаются навстречу весеннему солнцу, словно опасаясь, что зима ещё может вернуться и загубить едва зародившуюся жизнь. Только в мае листва имеет тот неповторимый светло-зелёный цвет, который грубеет с наступлением лета, а к августу она покрывается слоем пыли, отчего листья и трава кажутся серо-зелёными, грязными и старыми. Май для меня – символ молодости и возрождения к жизни…