– А что делать? – тихим, неуверенным голосом спросила она. – У меня в квартире нет мест, куда они при желании не добрались бы. Ни двойных стенок, ни секретных комнат, ни тайников за картинами. Как видишь, даже картин нет.
Самад задумался. Нахмуренное лицо беззвучно шевелило губами, то ли пытаясь проговорить вопрос вслух для лучшего понимания, то ли ругаясь на весь белый свет, то ли даже молясь. Потом он замер на несколько секунд, кивнул сам себе и, завалившись, едва не укатился куда-то по коридору. Лима подхватила его и подтянула обратно к себе. «От меня ты фиг уйдешь, колобок! – подумала она, скрывая улыбку. – Мне ты песенку споешь!»
– А ты не можешь взять меня с собой? – спросил он.
– Куда? – изумилась девушка. – На работу? Тогда нам точно хана.
– Необязательно. Твои сотрудники, скорее всего, меня тоже не увидят.
– Ты предлагаешь надеяться на авось? – Лима фыркнула. – Авось не увидят. Авось не найдут. Авось не заметят. – Она снова нервно почесала макушку. – Даже если не увидят тебя, ко мне будут вопросы: почему я так странно держу руки, что за звуки непонятные и откуда они раздаются – и все такое прочее.
– А если воспользоваться идеей твоего гостя и носить меня в сумке?
– Так мы точно привлечем к себе ненужное внимание, – отрезала Лима.
Повисло молчание. Шел активный поиск решения, но, к сожалению, был он пока что безрезультатным.
– Хорошо, – наконец согласился мужчина. – Давай я останусь дома и, если что, попытаюсь куда-нибудь переместиться. Если не получится – что ж, по крайней мере, я уведу погоню от тебя и буду дальше сам как-то выпутываться. – Он грустно вздохнул. – Хотя без твоей помощи это будет практически невозможно.
Девушка ответила ему грустной улыбкой. Ей совсем не хотелось думать о плохом, и она надеялась на лучшее, но прекрасно понимала, что и худшее вполне возможно.
Очень странно было видеть свое тело откуда-то со стороны и при этом чувствовать боль, разливающуюся по нему, разрывающую нервы своей силой. Ему совершенно не нравилось видеть и ощущать себя таким истерзанным, избитым, израненным и при этом еще страшнее было осознавать себя слабым, неспособным защититься, победить врага и выйти из сражения победителем. Досражался. Повоевал, хватит. Теперь уже вряд ли будет что-то еще: судя по изнуряющей боли, состоянию тела и этой странной способности посмотреть на него со стороны, закончились его сражения на земле. Достали все-таки. Так странно и так обидно. И особенно обидно то, что никто за него не отомстит, – родные просто не будут знать, кому и за что нужно мстить.