что долог и труден подъём
идём – «золотые», «святые,
Листья падают – ветер уносит.
Листья падают – сердце тревожат.
Осень жалости, нежности просит
У куда-то спешащих прохожих.
Вот упал листок утончённый —
Тот, что был молодым когда-то,
И, теплом земли окрылённый,
Но, поднявшись, он снова в паденьи,
Отражая луч солнца собой…
Нет! не принял еще он смиренья!
Не истлел он, не погрузился
Вглубь земли, в сырой перегной.
Просто тихо на землю спустился,
Задремал над остывшей землёй.
Листья падают, ветер разносит
Их по жизни, по старой тропе…
Осень жалобно нежности просит,
Но где взять её, где она, где?
Прощай, печаль моя! прощай.
мне ничего – устал страдать,
устал сомненьям жизнь давать.
прощай, красивая. прощай!
лети к предсказанной мечте.
Бояться вдруг стал самого себя:
приглядываюсь, прислушиваюсь, принюхиваюсь
к самому себе. Представляешь – я
совершаю такую глупость?!
тревожно изламываюсь в себе
своей боюсь навредить судьбе
и жду откуда-то чьей-то награды
поступки исследую со стороны
мгновенья движений рассматриваю
и мысли тревогой зудящей полны
что век свой умом не охватываю!
бежать пытаюсь от этого прочь
(от домыслов тяжкого ада)
но вот на город спускается ночь
хватаюсь за ворох бесчисленных дел
думаю: «чтобы ты, друг, околел
но он не желает один оставаться
и в угол куда-то пытаясь зажаться
он шепчет: «не брось ты меня!»
а я без него ничего не значу
когда драгоценные силы растрачу
иль слышу в душе своей стон…
и лепечу склонившись над ним:
«дружище, прости и помилуй
я так же как ты – одинок, не любим
давай же помиримся, милый»
Давно я боюсь самого себя
приглядываюсь, прислушиваюсь, принюхиваюсь
к самому себе. Представляешь – Я
совершаю такую глупость?!
Ни жалости, ни нежности, ни ласки
я не прошу, любимая, у Вас.
Пусть Ваши детские и праздничные глазки
не видят страшный гибельный экстаз.
Я умер. всё. меня не хороните.
и слёз не лейте. их я не приму.
Заботы, хлопоты – супругу сберегите,
но только – пусть же! – одному ему.
Упрёки совести, терзанья, угрызенья —
всё это, милая, поверьте, не для Вас.