Его неловкий выпад, мой бросок в сторону, мах ноги, рука противника дрогнула, чуть разжались крупные пальцы на рукояти ножа. Он заревел гортанно, как тур, зовущий противника в бой, и бросился прямиком на меня. Я увернулся, чуть скользнув ногой вниз, припал на колено. "Тур" развернулся и с силой попытался въехать ногой мне в плечо. Все завертелось, ноги, руки, ножи, мы покатились, сминая траву к краю каменистой площадки. Мой нож чертит кровавую полосу у него на спине, не в силах пробить с размаху кожаное полотно доспеха, разрезая тонкие завязки. Его рука с силой надавила мне на горло, из-под спины вниз улетел крупный камень. Лбом саданул ему в щеку, жаль, до виска чуть не смог дотянуться.
- Что ж ты делаешь, бес лохматый!
- То же, что и ты!
Кувырок, и я освободился из крепких объятий, заскользил и кубарем полетел вниз с уступа. Твердь следующего уступа приняла меня объятиями жгучей, пронзившей все тело боли, дыхание сбилось.
- Поймал! Не уйдет! - раздался полный торжества голос из поднебесья, и меня обхватила за талию тугая магическая петля - хорошо ты его.
- Как есть! Первый на меня налетел.
- Странно, что не сразу прирезал. Сколько они наших уже извели, никак не уймутся черти загорные.
- Не успел, я его сбросил раньше, он только чуть полоснул клинком.
- Дай, посмотрю.
- Ты сначала этого вытяни. Надо его допросить. Наконец-то будет, что предъявить командиру.
- Не что, а кого. Надоели эти бабские слухи, что пастухов вырезают демоны озера. Объявим войну с чистой совестью и сотрем с лица мира всех этих ублюдков.
Рывок, и я вылетел на площадку. Все. Теперь, точно, все. Отсюда еще никто не вернулся. Только на границе сознания пульсирует мысль, если их пастухов режут точно так же, как и наших, то кто это делает? Не они и не мы.
Значит, кто-то третий. Как до них достучаться? Тело отзывается острой болью. На плато меня выдернули рывком и с силой грохнули о серые камни. Лучше было бы сгинуть в обрыве, да теперь уже поздно мечтать о легкой смерти. Думай, Бэй, думай. Магическое лассо никто снимать не стал. Ударом ботинка перевернули спиной кверху, стянули руки моим же ремнем. Платок с лица сорван. Их всего двое, а я лежу спеленутый, словно котенок, и полным ртом глотаю песчаную пыль.
- Подъем! - удар самого пришёлся в предплечье.
Молча закрыл рот, стиснул зубы. Бьют пока только чтобы унизить. Настоящих ударов еще нет, значит, я нужен живым, уже дело. Вопрос в том, надолго ли?