По идее, в меня они стрелять были не
должны, так же, как не вели огонь по людям, которые регулярно
выходили из ворот Полиса. Но, даже если так, единственный путь на
стену пролегал через лестницу, около которой постоянно дежурила
охрана. И у меня были обоснованные сомнения, что военные запросто
пустят меня наверх. А потом будут наблюдать, как я привязываю к
какой-то опоре верёвку и осторожно спускаюсь вниз. Тем более, у
меня и верёвки-то не было.
Впрочем, сама идея оказаться за
пределами Полиса внезапно показалась весьма привлекательной.
Возможно, потому что сейчас я чувствовал себя здесь, мягко говоря,
некомфортно. А если называть вещи своими именами — меня до сих пор
трясло от нервного напряжения, и казалось, что в любой момент из
угла появятся охотники за моей головой.
Я накрутил себя настолько, что мозг
переключился в какой-то странный режим, сосредоточившись
исключительно на вопросах безопасности. И когда я наконец добрался
до своей квартиры, то, взглянув на пустую рамку, больше не ощутил
прежнего накала эмоций.
Спокойно разувшись, отправился на
кухню, собираясь обзавестись чем-то вроде холодного оружия. Но, как
быстро выяснилось, имеющаяся у меня пара кухонных ножей в таком
качестве совершенно не годилась. Слишком тупые, очень тонкие, да
ещё и с закруглёнными кончиками. Вилки тоже были тонкими и гнулись
при попытке надавить их зубцами на столешницу.
Забавно, но раньше я этого не
замечал. Более того, мне всегда казалось, что кухонные приборы куда
прочнее и сделаны из качественного металла.
Закрыв ящик стола, в котором
хранились вилки, ложки и ножи, я бросил взгляд на плиту. Подойдя,
взял в руку турку. Оценил её вес. После чего усмехнулся.
— Ну хотя бы ты настоящая.
Возникло желание сделать себе ещё
одну порцию кофе, но я его благополучно подавил. Дело было даже не
в перерасходе нормы, которую я сегодня и так уже превысил. На часах
было за полночь, а подниматься завтра нужно было около шести утра.
Из этого следовал простой вывод — требовалось принять душ и идти
спать.
На мгновение мелькнула мысль, что на
работу можно не идти, но я загнал её в дальние закоулки сознания.
Пропустить рабочий день означало объяснять руководству из-за чего я
отсутствовал. Да и без всякого предупреждения подобное проделать
было нельзя. А сейчас мне совсем не хотелось делиться с кем бы то
ни было результатами своей вечерней прогулки или рассказывать о
пропавшей фотографии родителей. Я даже сам не определился, как всё
это воспринимать и что думать.