Струны черной души - страница 3

Шрифт
Интервал


Мне не было стыдно от того, что я допускаю в отношении малознакомых людей самые чудовищные подозрения и затем их исключаю. Это моя суть. Это мой позитив – не обнаружить в человеке то, что меня отталкивает или пугает. С такого исключения и начинается доверие. Без него я задавлю в зародыше любую страсть.

Анатолий хорошо общался с детьми – с позиции доброй силы и благородства души. Никаких «но» – ни агрессии, ни раздражения, ни дурного внимания, – только взрослая забота, открытость, что не исключало ни сурового осуждения, ни морального приговора, если был серьезный повод. Но и понять «осужденного» он умел, как никто. И забыть о конфликте навсегда.

С женщинами он тоже вел себя не как начальник, а как коллега, как мужчина, отдающий должное всем достоинствам, включая новую прическу или платье. И только. Ничего личного, чрезмерного и скрытого.

Через полгода после первой встречи мы с Анатолием провели свою первую ночь в его большой, красивой и все же заметно холостяцкой квартире.

Этот опыт я затем анализировала, как эксперт в лаборатории. И сказала себе: да, это удача. Это мое.

Прошло еще два года, и мы поженились. Переехали с Таней к нему. А еще через год Анатолий предложил мне оставить работу.

У Тани оказалась слабая носоглотка. Постоянные простуды, осложнение на сердце. Она пропустила половину учебного года. Нужно было заниматься ее физическим восстановлением и пройти дома всю программу.

Мы со всем отлично справились. Таня вернулась в школу, не отстав от своего класса.

А я узнала, что такое безмятежное существование неработающей жены состоятельного человека. Магазины, парикмахерские, бассейн. Болтовня по телефону и в соцсетях о событиях сытой, здоровой, полной приятных событий жизни.

Что я запомнила и поняла с тех пор.

Счастье может быть только бестолковым, бездумным и в каком-то смысле алогичным. Оно возникает вместе с иллюзией задержанных мгновений. Остановленных радостей. Сбывшихся желаний.

Стереотип «трудное счастье» – это вообще бред. Речь о борьбе, преодолении. Так и должно называться: битва.

Смотрю сейчас издалека на счастье домохозяйки Иты, на ласковые разговоры с моей девочкой, на горячие встречи с красивым, хорошо пахнущим мужем, на наши ночи: только для забытья и теплого блаженства, – и режу все это на мелкие кусочки. Препарирую, чтобы рассмотреть, что было внутри. Смотрю высохшими навсегда глазами и вижу, как стремительно таяла моя нелепая шагреневая кожа.