Долго глядела на пляшущие искры пламени в камине.
«Будто глаза хозяина вулкана», — подумалось, прежде чем уснула.
***
— Ну, чего тебе? — спросил хмуро. Отложил тяжелый молот, вытер выступивший на лбу пот. Волосы облепили мокрую шею, щекотали кожу. Едко пахло каленым железом, запахом привычным и любимым.
Огневик яркой искрой скользнул в зал, что под самым основанием горы хозяин вулкана себе устроил.
— Хозяин, обряд-то на завтра готовить?
— Торопишься куда? — спросил, скрещивая на груди могучие руки.
— Так ведь седьмица осталась, пока… того-самого...
— И что с того?
Огневик руками развел.
— Так девица-то слаба, неужто сами не видите?
Огневик ежели и ждал ответа на свой вопрос, все одно — не дождался.
— Устроил ее?
Дух закивал.
— Покои показал, предупредил, чтоб одна не ходила.
Редрик не ответил, снова взял в руки молот, взвесил на ладони. Повернулся к наковальне и ударил что было сил. Во все стороны брызнули яркие искры.
— Хозяин… — опять Огневик позвал. Медленно-медленно обернулся Редрик, взвесил молот на ладони, но слова не произнес. — Так с обрядом-то чего?
— Как скажу, так и начнешь готовить.
— Так ведь в прошлый-то раз невеста ваша едва у Изначального Огня, того-самого… Сами ж сказывали…
Темные брови хозяина вулкана сошлись на переносице.
«Плохой знак», — Огневику подумалось.
— Прочь поди. Не до тебя.
— Но, хозяин…
— Прочь, кому говорю, — сказано было хоть и тихо, но тут уж Огневик не стал искушать судьбу и скользнул из зала. С хозяина вулкана станется на него кадку с водой опрокинуть — такое уже бывало. Огневик потом несколько дней в очаге отлеживался, в себя приходил.
Только надоедливый дух сгинул, Редрик к своему занятию вернулся — снова и снова опускал молот на лезвие будущего клинка, пока оно не стало тонким как перышко.
А пока работал, все о Лиссе думал. И с чего бы? И до нее ведь были невесты: огненноволосая, с косами цвета пшеницы, с волосами, будто лунные лучи… да и другие… Помнил он их так хорошо, будто перед ним сейчас стояли безмолвными ду́хами.
До болезни, может, и были красавицы, а к нему пришли все как одна бледные, измученные, хрупкие. Словно сосуды стеклянные, в которых искра жизни затухала. Казалось, тронь их — рассыплются. И он не трогал. До того, как пред Изначальным Огнем время наставало предстать. А невесты чахли день ото дня, едва до обряда успевая дожить.