От мыслей отвлек звонок телефона. Номер был незнаком, но я ответила. Все, что угодно, лишь бы не думать о Крестовском.
— Еще раз привет, рыжая метательница борщей!
Это Крестовский! Мне стало нечем дышать! Как он узнал мой номер? От директора приюта?!
— Ну, что молчишь, рыжая? — нагло поинтересовался Крестовский. — Ничего не хочешь мне рассказать? О том, что забеременела и родила, например?
Сердце подскочило в район горла и начало стучать там оглушительно громко, разбивая на клочки мое самообладание и выдержку.
Я не видела Крестовского сейчас. Но хорошо запомнила, каким он стал — все такой же обаятельный мерзавец, но заматеревший и выдержанный, как хорошее вино, от которого пьянило с одного бокала.
Я увидела Крестовского лишь мельком, но захмелела мыслями о нем. Слушая его голос, я не могла найти ответных слов, растерялась на миг.
— У сына должен быть отец! — заявил непреклонно Крестовский. — Мирослав — мой сын, я это докажу и приму все необходимые меры, чтобы участвовать в его жизни в качестве отца. Он будет называть меня папой!
Хорошо, что Кирилл произнес эти слова. Как хорошо, боже, спасибо! У Крестовского до сих пор такая тонна обожания самого себя, что это выводит за считанные секунды. Услышав его уверенное обещание принять меры, я вышла из состояния ступора и мгновенно захотела выцарапать Крестовскому бесстыжие глаза.
Сына моего он захотел? Подлец! Негодяй самовлюбленный… В прошлом он отнял Буську. Признаю, у него были основания, все-таки он — отец! К тому же моя сестричка подсуетилась, выразив желание заниматься воспитанием дочурки. Буся была их дочерью, не моей. У меня и прав-то на нее было, как у птички на подъезд, куда она залетела погреться от стужи.
Но сейчас… О, Крестовскому лучше не раскрывать свой красивый порочный рот ради угроз в адрес моего сына. Мирослав — мой. Я его никому не отдам! Ни за что. Крестовский начал дурно — с угроз и обещаний, которые заставили меня взбеситься за считанные секунды. Я просто сбросила звонок Крестовского, перевела телефон на беззвучный режим и с улыбкой повернулась к Мирославу.
— Мир, у Стефана роскошная ванна. Не хочешь искупаться? Вместе с гавриками, — я показала на динозавров.
— С гавриками? — оживился Мирослав.
Мирослав всегда любил динозавров. Когда сын начал болтать, не сразу мог произнести сложное слово «динозаврики», сократил до «гаврики».