Внезапно захотелось броситься к нему, еще раз его обнять, но я
сдержался. Торжество от того, что я подросток поставил на место
взрослого и опытного было сильнее, чем какое-то желание. А
осознание того, что этот взрослый мой отец и вовсе делало меня
почти богом в собственных глазах.
Я еще раз подкинул амулет, ловко его поймал.
- Сам. Отдам, - отчеканил я и в третий раз подкинув и поймав
серебряное сердце вышел, не забыв при этом хлопнуть дверью
кабинета.
Оленька не спала. Она всегда вставала еще до рассвета, словно
стремясь насладится днем, успеть сделать больше, успеть наиграться,
успеть насладиться жизнью. Пока не пришла ночь, пока не настало
время спать. Пока не вернулись кошмары.
И все же, открывая дверь, я боялся ее разбудить. Петли не
скрипнули, дверь отворилась легко. Запора на ней никогда не было,
глупо запирать маленьких детей, особенно тех, кому снятся кошмары.
Когда амулеты не справлялись, она просыпалась, плакала, а затем
подхватив любимого мишку, шла в спальню мамы, реже к отцу, но чаше
ко мне. И теперь я понимал почему.
Приоткрыв дверь, я осторожно заглянул внутрь и на несколько
мгновений погрузился в воспоминания. Когда я был в таком же
возрасте как Оля сейчас, мне пришлось покинуть эту комнату, потому
что в доме нашем появилось кричащее, вечно плачущее существо,
вокруг которого все бегали и шикали на меня если я пытался играть.
Я не взлюбил это существо, которое назвали Наташей, не люблю ее и
по сей день, даже понимая, что она моя сестра. Но она отняла мою
комнату, и тогда я боялся, что она отнимет и игрушки. Особенно меч
и качающегося коня.
Даже интересно, где они сейчас. В подвале? На чердаке? Или ими
уже давно растопили печь? Как же много изменилось с тех пор.
Игрушки в моей комнате исчезли, их заменили книги, Наташку из этой
комнаты выгнала Оленька, да и сама комната преобразилась,
достроилась, обзавелась стеной, которой раньше не было.
Я встряхнул головой, сбрасывая воспоминания и лишние сейчас
ностальгические мысли. Шагнул внутрь, прикрыл дверь, проверил
плотно ли она закрылась и улыбаясь застыл.
Оля стояла ко мне спиной, глядя в окно и что-то рисуя пальчиком
на стекле. В левой ее руке привычно сжата лапа косматого
медвежонка, чья голова безобразно вывернута и смотри на меня
черными деревянными пуговицами-глазами. Я вздрогнул. Не люблю этого
медведя, он отвратителен, но моя маленькая сестренка не выпускает
его из рук. Ей обязательно надо что-то держать в руках и если это
не плюшевая медвежья лапа, то моя рука. Пусть уж лучше медведь.