Военный поклонился.
- Елизавета Федоровна, рад вас видеть, - приветствовал он
ее.
- Не могу сказать того же о вас…, - мама сделал паузу, ожидая
когда он представится, но военный проигнорировал ее.
- Понимаю, - кивнул он, вместо имени. – Нам редко рады и
поверьте, мы тоже не в восторге от работы, которую приходится
выполнять и в Рождество.
- Вы могли бы дать нам отметить праздник в семейном кругу. В
полном семейном кругу, - не то попросила, не то пожаловалась
мама.
- К сожалению не мог. У меня тоже есть начальство и ему все
равно Рождество ли, Новый ли Год, или чей-то день рожденья.
Начальству подавай результаты.
- Я буду жаловаться, - пообещала мама.
- Буду только рад, если ваша жалоба будет услышана, - радостно
заулыбался военный. – Вы представить себе не можете, как противно
арестовывать людей в праздники. Но такова моя работа и не выполнять
ее я не могу.
- Ваше Благородие, - подал голос Пахомов, не позволив военному
продолжать. – Дом обыскивать будем, Ваше Благородие?
- Пахомов, - печально опустил плечи военный. – На каком
основании, Пахомов? Для обыска санкция нужна. Понимаешь, бумага,
понятые, следователи. Умерь свое рвение, Пахомов, не доведет оно
тебя до добра.
- Но я подозреваю, что…, - он осекся, заметив маму. Взгляд его
посоловел, на губах засветилась улыбка. Он тяжело сглотнул,
подобрался, двинулся к ней, на ходу поправляя куртку и
пистолет.
- Пахомов! – рявкнул военный, но это не остановило человека в
кожаной куртке. Он продолжал приближаться к маме, приглаживая ежик
русых немытых волос.
Я аккуратно снял руку Оли со своей. Наташка, уловив мое
движение, прижала к себе сестренку. Я встал, шагнул вниз, не сводя
взгляда от застывшей статуей мамы. Я не понимал, почему она ничего
не делает, но что собирается сделать Пахомов, догадывался.
Еще ступенька вниз, еще одна. Мама продолжает равнодушно
смотреть на приближающегося, ухмыляющегося, чувствующего свою
власть Пахомова. Она словно загипнотизирована им. Стоит и смотрит
ему в глаза.
Военный перекрыл Пахомову путь, схватил за плечи, зашипел:
- Вася, ты охренел совсем? Уймись!
- Отойди-ка, Твое Благородие, не вмешивайся. У одних все есть, у
других нет ничего. Ты посмотри на этот домик, посмотри чего тут у
них красивого, яркого. Живут аки сороки, все, что блестит, к себе в
гнездо тянут. И жены то у них какие, не чета нашим девкам. Глянь на
нее, Ваше Благородие, глянь какая красивая! Ажно дух сводит! Ажно
ноги подкашиваются! Это же не женщина, это же чистейший восторг. И
в ушках у нее твои с моей годовые зарплаты вместе. И то, должно не
хватит, чтобы даже одну сережку купить. Да бог с ними, с сережками,
ты, Твое Благородие, видишь какая она. Да за такую женщину и жизнь
отдать не жалко, только бы пальчики ее раз поцеловать.