Конечно, не сразу удалось приручить. От еды отворачивался.
Слабый был, лежал пластом, а рычал. Утробно, глухо.
И мой дед, капитан, с ним разговаривал. Садился рядом и говорил.
Мол, пойми, мы оба с тобой воины. Ты храбрый хороший пес. Ты свой
долг честно исполнял…Вот так дед с ним говорил, как с человеком.
Сначала чуть поодаль, потом совсем близко. Не трогал, нет. Говорил,
и все. Воду приносил.
Вдруг однажды пес взял и ткнулся носом ему в руку. С этого
момента он пошел на поправку. Стал понемногу есть. Признал моего
деда за хозяина. И вот с уже здоровым, красивым, сильным псом
капитан Карапетян вернулся домой, в Армению. В наш город.
Представьте, идет по улице фронтовик, а рядом с ним большая
немецкая овчарка. Это ведь даже не живой трофей. Это враг, который
стал другом. Люди смотрели на них и любовались.
Когда я родился, пес был уже немолодой. Совсем старый, с седой
мордой, но по-прежнему сильный и храбрый. Невероятно умный, все
этому удивлялись! Он был изумительно дрессирован, обладал всеми
навыками. Его нельзя было обмануть. Он не слушал чужих команд! То
есть если чужой человек пытался подать ему команду, пес для начала
рычал, предупреждал, что нельзя! И из рук ничего не брал ни у кого,
если хозяин не разрешал. И с земли не поднимал. К детям он был
удивительно ласковый. Терпел любые приставания. Мог убежать, если
уж сильно довели. Но не трогал. Немецкая овчарка была большой
редкостью в те времена. На него смотреть приходили. И, как я уже
сказал, он ни разу не обидел ни одного ребенка.
Однажды дедушка подарил пса мне. Мне, еще совсем маленькому. Я
помню морду овчарки над своей детской кроваткой. Это из самых
первых детских воспоминаний. Это была супернянька. Он от меня не
отходил ни на шаг. Ой, какие проказы, какие шалости у нас были
совместные! Не буду тут рассказывать. Но… было, было… А несколько
раз он мне жизнь спасал. Помню, как вытащил меня из реки. Я уже
захлебываться начал. Он достал меня, толкал, заставлял
подниматься.
Многое с ним связано.
Не пес он был. Друг. Член нашей семьи. И похоронили его как
следует. Как человека, а не собаку. Вырыли настоящую могилу, в
саду, под нашим любимым деревом. Завернули в простыню. Уложили в
гроб, который сделали мы, мальчишки – я и мои друзья. Мне тогда
было семь лет. Я не плакал. Я прощался. Вспоминал. И сейчас его
помню».