— Да, не боимся!
— Знай же чудище, что мы сечас погонимся за тобой. Так что беги
что есть мочи, иначе мы поймаем тебя… — судя потому что даже
Джоффри услышал грузные шаги и громкий лязг, наблюдать оказался на
диво сообразительным, — … и отделаем так, что даже сестра родная не
узнает.
— Вперед, — весело поддержал его Джоффри и нетерпеливо
наклонился вперед, — надерем ему попу!
— Ха-ха-ха-ха, — уже не сдержался кронпринц и побежал за дядей,
— Да, попу надерем!
***
Уложив брата в постель Люциус с чистой совестью двинулся к
покоям матери.
Будем честны, он обошелся с ней весьма несправедливо, запретив
обеспокоенной матери приближаться к себе. И неважно, что он просто
боялся ее расстроить в гневе или не дай боги как-то навредить.
Он хороший сын, и ему нравится таковым быть. Да и… он просто не
имеет права быть неблагодарным и неуважительным по отношению к ней.
Мать наверняка все еще сильно волнуется за него, не находя себе
места из-за его глупой истерики.
Надобно успокоить ее, поговорить и вообще, сегодня он скорее
всего переночует в ее покоях, так как собственную кровать он
превратил в щепки. Вряд ли она будет возражать.
Пройдя через пару длинных коридоров, он свернул за угол, видя
перед собой одну единственную, дубовую дверь с вырезанными на ней
танцующих львами, покрытую стойкой, разноцветной краской.
Сегодня на страже стоял Мендон Мур. Он хорошо знал этого тихого
рыцаря, которого почему-то никто не любит. Наверно дело было в том,
что у него очень пронзительные серые глаза, да и нелюдимый нрав в
этом играет немалую роль.
Но принцу он нравился. Будучи одним из самых искусных рыцарей в
Королевстве, Люциус многому научился наблюдая за его тренировками.
И он был благодарен невольному учителю, хоть в уголке души и
поднимался гулкий голосок недовольства и злости, который все еще
жаждал напряженного боя и крови.
Но чего нет, того нет. Боя он не получит, знаний тоже, равно как
и крови. Остаётся и дальше сдерживать свою натуру и надеятся, что
он найдет способ разнообразить свою невыносимо скучную жизнь, а
то…
— Мой принц, — гулко произнес Мендон Мун и склонил голову в
приветствии.
Но в глубине его льдинисто-серых глаз принц ясно видел
напряжение и… опаску.
Что ж, этого следовало ожидать, после того как он выплеснул всю
свою ярость наружу среди кучи народа.