Если он испытывает такое от простой охоты, то что же случиться
когда он убьёт человека?
— Скажи мне, отец…
— Ммм? — вопросительно промычал Роберт.
— Ты помнишь что почувствовал когда впервые убил человека?
— … Конечно помню, — невесело улыбнулся Роберт вальяжно вытянув
ноги и снова потянувшись к бокалу, — Да-а, столько времени прошло,
но я помню каждое лицо. Такое не забывают, мальчик.
— Как это было?
— Моим первым был юнец из Тарли в битве при Летнем замке. —
мимолетно поморщился он и сделал большой глоток вина, прежде чем
вернуться к лицезрению пламени, чьи причудливые танцы отражались в
его мутных глазах, — в мою лошадь попала стрела и я был пешим по
колено в грязи. Помню как растерялся в этот момент, а потом увидел
его. Он мчался ко мне, этот… высокородный болван, — процедил он
сквозь зубы, будто переживая тот момент наяву, — решивший окончить
мятеж одним взмахом своего меча. Я скинул его с лошади ударом
своего молота. Боги как силен я был тогда! — восторженно засмеялся
он, но вот глаза… они выражали лишь удрученность и затаенную в
глубине грусть, от которой Люциусу стало некомфортно. — я пробил
его нагрудник, наверно все ребра переломал. Помню как я стоял над
ним занеся молот, а перед ударом он крикнул «Стой!»… — как-то даже
жалостливо засмеялся король сквозь сжатые зубы.
— Тебе было жаль его, — неожиданно понял Люциус, который был
поглощен его рассказом, тщательно сканируя отца своими чувствами. В
конце концом он хотел знать, что он чувствовал. — этого парня, чью
жизнь ты отнял своим молотом.
— То была кровавая война, сын. А на войне нет места жалости. Там
либо ты убьешь, либо тебя. Третьего не дано, — задумчиво промычал
Роберт, бросив свой мутный взгляд на сына, — но да, мне было жаль
его, хоть я и понимал, что по другому было нельзя. Бедный парень…
он еще и обделался напоследок, — продолжил отец брезгливо
поморщившись, — Да уж… о таком в песнях не поют.
— Ясно, — кивнул принц, вернувшись к лицезрению вертела,
— А ты? — внезапно подобрался король переведя тему.
— Что?
— Ты сказал это не первое убийство, — кивнул он в сторону оленя,
— а какое было первым?
— …
— Ну же, не робей! — подтолкнул его отец, видя как первенец
неуверенно замялся
— Хмм… бешеная кошка, — наконец признался Люциус смущенно отведя
взгляд. Он ведь никогда не врет, верно?