Тяну кислород и улыбаюсь.
– Спасибо, мам Тань. Обожаю вас и ваш бульон от похмелья.
– Я знаю, – отзывается почти нараспев. – Все вы по нему периодически фанатеете, – опуская тарелку перед опухшим с перепоя Жорой, снова смеется.
Картина маслом. Не могу не заржать, уже вполне искренне. Делаю снимок, этот гигантский бобер даже не отдупляется.
– Телефон, – трясет мама Таня пальцем.
Развожу извиняюще руками и прячу, наконец, трубу в карман штанов. На самом деле копался в гаджете чисто показательно. Тупо гонял сенсор, не решаясь встречаться с кем-то из Чарушиных взглядами.
С Маринкой особенно.
Горлянку сдавливает, пока прохожу следующий этап – взгляд бати Чаруша принимаю. Коротко откашливаюсь, в то время как рожу жаром окатывает. Смотрит батя, как обычно. Ничего не подозревает, конечно. Только в моем мозгу ядовитыми кадрами запрещенка фигачит.
Маринка… Ее взгляд, вздохи, дрожь, просыпающееся сладострастие и бурлящая внутри нее страсть.
Невинная кобра. Порочная ведьма. Чаруша, блядь.
Тяжело принимать то, что вчера я был готов нарушить ее святость.
Хорошо, что Чару занимает обхаживающая его Лизка. У него, очевидно, голова не болит. Блинчинки, блядь, жрет. Любимая навертела. Все, как обычно, короче.
Итак… Итак… Этого не избежать.
Планомерно вдыхаю, медленно выдыхаю. Прохожусь взглядом по шепчущимся в углу стола сестрам-близняшкам. Почти на перемотке пролетаю.
Снова полный разворот легких. Раздуваю, как паруса. Набираю кислорода по максимуму.
Ступор всех функций на пике.
Упираюсь взглядом в Маринку. Она жарко и густо краснеет. Палевно так, просто пиздец. Но я, блядь, уже не могу переключить фокус внимания на кого-то другого. Пялюсь на нее, ощущая, как в моем законсервированном теле резко шкалит температура.
Пульсация по всем стратегическим точкам. Вибрирующие толчки по ребрам. Пожар в паху. Феноменальный выкат члена.
Вызывайте экспертов Гиннеса. У меня, мать вашу, национальный рекорд.
Нет, блядь, лучше Красный Крест. До публичной коронации не доживу.
– Всем приятного аппетита, – разрезает помутневшее для меня пространство голос мамы Тани.
Вздрагиваю. Резко отрываю от кобры взгляд. Заторможенно моргая, прослеживаю, как Чарушина с невесткой, закончив сервировку, садятся за стол.
Кажется, что все как всегда. Ничего необычного. Но для меня лично завтрак проходит в тисках тотального напряжения.