Стремительно промелькнувшая война
разбередила многие раны в душе Громова и заставила многое вспомнить
– особенно то, почему он пошёл именно в космофлот, и то, как упрямо
добивался, – и добился, чёрт возьми, – перевода в «чёрную бригаду».
Капитан «Амура», хлебнул на старте этих воспоминаний и адреналина,
почти всю войну терзался разочарованием и обидой... на себя. Он
хотел быть впереди. На острие. Вести бой. Командовать полноценным
боевым кораблем, а не идти позади основных сил, подбивая подранков
и вытаскивая спасательные капсулы. Он с белой завистью смотрел на
отца, вернувшегося на свой флагманский «Гасфорт», и на подобных
ему. Громова такие мысли в равной степени будоражили и пугали,
заставляя под несколько иным светом посмотреть на свой карьерный
путь. Годами он успешно заставлял себя верить в то, что мирная
жизнь торговца-путешественника ему по душе, но… при этом он раз за
разом впутывался во всё новые и новые авантюры, сулившие порой
гибель ему и его экипажу. Война, представшая перед капитаном в
полный рост во всей своей красоте и ужасе, буквально заставила его
понять, что он не на своем месте. Увы.
– «Гунгнир» – хлам! – Из глубин
размышлений капитана вырвал уже более требовательный и возмущённый
голос Феруса. – Я сам проводил оценку, Виктор Алексеевич. Мне легче
сказать, что там не повреждено. Верхние палубы в труху, реактор на
свалку, двигатели на свалку, главный калибр туда же по множеству
причин. Среди этих причин и то, что я сомневаюсь, что кто-либо
вообще позволит частному лицу владеть подобным вооружением. А… на
минуточку, вся энергосистема и архитектура корабля опирается на ГК.
Чтобы восстановить или перестроить «Гунгнир» потребуется не только
полноценная верфь и квалифицированный персонал, но и много денег,
очень много денег. Откуда? Зачем?
«За что?» – Слова всё-таки застыли в
горле Феруса.
Под конец своего возмущённого спича,
кварианец требовательно развёл руками, смело смотря на слегка
опешившего от такого напора министра. Громов же, сохраняя спокойное
лицо, в душе улыбнулся от уха до уха. Война не прошла бесследно не
только для Громова, но и для Феруса. «Обер-кварианец» – теперь уже
не просто прозвище и незатейливая шутка. Ответственность, – в том
числе и ответственность за вверенный коллектив, – долг, дисциплина
и боевая обстановка не просто закалили характер кварианца, а начали
огранку драгоценного камня. Наблюдая за ним, Егор отчетливо мог
видеть, как талантливый и «вроде бы многообещающий» юноша,
растеряно смотревший в будущее, осознал свои амбиции, потребности
и, что самое главное, способности. Нашёл веру в себя и собственные
силы, не отравившись в процессе самоуверенностью. Впрочем, Громов
больше думал о том, что два разумных с абсолютно несоприкасающимся
и прошлым, в течение прошедших месяцев войны прошли схожий
личностный путь от неопределенности к осознанию, и находил этот
факт на удивление забавным. Забавляло его и то, что Шагаев в
общении с «новым» Ферусом явно не ожидал столкнуться с такой
переменой и, как следствие, её не учёл.