Ну, всё. Больше она не могла этого терпеть! Силы кончились!
– Знаешь, лучше фальшивыми деньгами расплачиваться, чем этим… этим, что ты за пазухой таскаешь.
– Ты о чем? – Михаил склонился к Жене, растерянно вглядываясь в ее глаза. – Ты спятила? Помрачение ума настало от зависти?
– Это ты спятил! – крикнула Женя. – Это у тебя помрачение ума настало от жадности! Что ты выдумал?! Зачем ты всю эту чушь нагородил? Неужели ты веришь, что тебе дали груду золота? К кому ты попал? С кем связался?! Одно из двух: или ты в самом деле сошел с ума, или этот твой Верьгиз тебя… ну, не знаю, загипнотизировал, что ли! Неужели ты не видишь, что оформил не продажу дома, а дарственную на имя Павла Вячеславовича Абрамца? И расплатились с тобой никакими не сокровищами, а сушеным козьим дерьмом?!
Сырьжакенже, наши дни
Трапезников увидел, что стадо уже поравнялось с оградой. Пастух, щуплый, среднего роста, горбатый мужичок в малахае, снятом, такое ощущение, с самого деда Щукаря из шолоховской «Поднятой целины», щелкнул кнутом, останавливая своих подопечных, и глянул на Трапезникова с плохо скрываемой насмешкой.
– Ну что? – не выдержал и тоже усмехнулся Трапезников. – Неужели Верьгиз думает, будто я такой дурак, что поверил в этот его эротический бред про сексуально озабоченных коров?