Однако нежданчик случился, и придется как-то уживаться с
Поцом.
— Рассаживайтесь, господа студенты, — велела Филька и тут же
начала радостно щебетать о мире, дружбе, подготовке к посвящению в
студенты, индивидуальных занятиях и прочей ерундистике, но не
забывая внимательно оглядывать класс.
Дон сел на привычную четвертую парту в левом ряду, у окна. Один,
как подобает королю-солнцу. Перед ним — Ромка, опора трона и гарант
мирного урегулирования, и Кир — канцлер, казначей, стратег и вообще
Арман дю Плесси, герцог Ришелье.
До конца девятого класса в ядре безобразия их было трое, и
никогда мало не казалось. До сегодняшнего дня.
У Поца, севшего на последнюю парту в правом ряду, было четверо в
основной свите. С ним — пятеро. Сплошные здоровенные лбы, не
обезображенные интеллектом. Да и зачем им, в физкультурном-то
классе? Они после училища всем гуртом служить пойдут. В доблестную
Российскую. В спецназ. Вон уже и тельники напялили. Особенно хорош
тельник на Эрике — истинном арийце, красавце нордическом,
белобрысом, безмозглом. Зато какая улыбка! Все крокодилы помрут от
зависти! Поц рядом с ним — чистый Адольф
Шикльгрубер[4], только усиков не хватает.
Зато берет надел. Десантный. Брательников. Еще есть Витька, грубый
и в глубине души прекрасный. Наверное. Был бы, окажись в другом
классе. Остальные двое — тоже те еще личности, братцы-акробатцы
Димон и Колян. Потомственные сантехники. Еще дед Димона-Коляна деду
Дона канализацию прочищал и водки за услуги требовал.
А нам придется брать четвертого в ядро. Иначе — вопиющий
дисбаланс. Но кого?
Дон оглядел класс.
Народу-то много, целых двадцать пять человек вместо привычных
двадцати одного, но из них тринадцать — бывшие бешки, пролетарии.
Из ашек остались лишь Марат, тип мутноватый, да Сашка —
рыба-сдохухоль. Проблема с кадрами у нас, дорогие доны!
Марат поймал его взгляд, просиял и всем видом показал, что готов
вот прямо сейчас сесть с Доном за одну парту и вообще он —
самый-самый, ага. Верный-надежный. Может даже хвостом вилять.
Нет уж, лучше втроем, чем с хвостом.
Дон нахмурился, отвернулся от Марата и принялся разглядывать
лепнину на потолке и портрет Ахматовой над Филькиной головой.
Болтология только началась, время требовалось чем-то занять, а
традиции — уважить, так что Дон взялся за карандаш: рисовать
Фильку. Фелициату Казимировну, самую классную из всех классных. Она
со средней школы вела у класса «А» литературу с русским, а заодно —
половину спецпредметов.