— Кадет Дольче…
Я посмотрел на Катю, а потом на остальных альтушек. Снова на
Катю, и снова на остальных. То ли Мишаня в лесу помер, — в таком
случае светлая память мохнатому отморозку, — а то ли раки освоили
художественный свист и уже забрались в горы, но Чертанова вела себя
не как Чертанова.
Мне всегда казалось, что косметика, наряды и прочее вот-это-вот
девочковое — это всё по её части.
Однако сегодня, в то время как подруги уже преобразились в
компанию молодых аристократочек, кадет Дольче выглядела так, будто
бы только что стояла на долгом светофоре и за мелочь протирала
фары.
— Ты бы переоделась к столу, что ли?
— Что?! — выпучила глаза Чертанова. — Так вы же… Так я же… Так
вы же сказали никому от дома не отходить и никого к дому не
подпускать!
— А ведь и точно, — вспомнил я. — Молодец, кадет Дольче! Но всё
равно переоденься…
Нарочно сильно топая и фыркая себе под нос, Катя Чертанова вышла
с участка и исчезла в направлении дома Чего.
Что ж…
Не могу не порадоваться, что за время моего отсутствия ничего не
случилось. Да и в самом деле… пора бы уже как-то побороть свою
альтушечью тревожность. На чужих ошибках никто не учится, и это
непреложная истина. Но группа «Альта» уже успела наделать своих,
чтобы окститься и научиться думать прежде, чем делать.
Так что пора бы доверять девкам и прекратить крутить в голове
всякие такие мысли.
— Ну что? — я подошёл к виновнице торжества, которая о чём-то
оживлённо тёрла с Иринкой, но тут вдруг внезапно бросилась мне на
шею.
— Спасибо-спасибо-спасибо! — и даже в щёку чмокнула.
— Чего «спасибо»-то? — не понял я.
— Кастеты! — крикнула Ксюха и шутливо двинула мне в живот. — В
форме лапок! Просто прелесть!
— Рад, что теперь понравилось… кхм… н-да. Так это, чего
хотел-то? Ваше Благородие, мы кого-то ещё ждём или можем
начинать?
— Можем-можем! — кивнула Шестакова, а потом заорала на весь
участок: — Прошу всех к столу!
***
Вечер прошёл просто сказочно.
Есть какой-то особый кайф в ранней осени. Сидеть допоздна,
укутавшись в плед, травить байки в компании чисто из своих, слушать
девичье щебетание и звонкий смех — это ли не счастье, как оно
есть?
В какой-то момент Кузьмич отобрал у девок шампанское, скрылся в
доме и вернулся с трёхлитровой кастрюлей австрийского глинтвейна и
половником. Чем именно отличается австрийский глинтвейн от
неавстрийского камердинер объяснить не смог, но один хрен было
вкусно.