Настя с интересом разглядывала спальню друга. Ей казалось, что
его комната должна быть завалена журнальчиками вроде «Плейбой»,
«Максим», а то и ещё пооткровеннее, но ничего подобного на виду не
лежало. В отличие от шахматной доски и грифа с блинами, даже по
виду ужасно тяжёлыми. И только постер полуголой девицы разбавлял
строгую обстановку.
— Майли Сайрус? Серьёзно? — Настя скривилась от отвращения. —
Она такая вульгарная, прямо фу! У тебя отвратительный вкус. Я была
о тебе лучшего мнения.
Дима не стал оправдываться. Он не фанател по Майли, но ему
нравилась её эпатажность — уж всяко прикольнее рафинированных
девиц, похожих одна на другую. Да и постер здесь висел не просто
так — прикрывал вмятину в стене.
Парень поджал губы и глянул на виновницу его тогдашнего плохого
настроения. А ведь всё так хорошо начиналось! Они танцевали, пили
шампанское, веселились. А потом приехал тот мерзкий хмырь и увёз её
с бала. К себе.
Диме захотелось снова садануть по стене. Воспоминания о той
влюблённой Насте, что буквально летала от счастья при виде ничем не
примечательного, даже неприятного паренька, до сих пор болью
отдавались в груди.
Он сразу заметил перемены в ней. Сразу понял, чем они вызваны. И
когда она пришла на пары с потухшим взглядом, несчастная,
потерянная, он готов был порвать в клочья того, кто посмел обидеть
его девочку.
Хоть у него и не было на то морального права, Дима нашёл этого
Евгения, да только поздно — Борис подоспел раньше. Вспоминая
распухшее лицо, с заплывшим глазом и сломанной челюстью, парень
испытывал почти детскую радость. Справедливость восторжествовала!
Там даже добавить было нечего, Боря расстарался. И, как уже потом
понял Дима по обрывкам разговора Насти и Маришки, утряс проблемы с
полицией.
Евгения он не жалел. Впрочем, Настю тоже. Он бесился, злился,
ненавидел, но любил. И радовался, что у неё есть брат, которому не
всё равно, как она живёт и чем дышит; который может защитить. Или
отомстить.
В тот же день он увёз её в тайгу — праздновать Новый год. И
держал в объятиях всю ночь, заботливо и невинно, не позволяя себе
даже привычных, не совсем невинных шуточек, не то что
прикосновений. Ведь ей снова надо научиться доверять. Не мужчинам
вообще, а только ему.
— Ты какой–то грустный. Давай, может, в шахматы сыграем? Только
в быстрые, не до утра же тут сидеть. Или они у тебя для антуража,
чтобы производить впечатление на девчонок? — хмыкнула Настя.