- Точно, так будет все лучше… Прости,
мама, - его взгляд задержался на фотографии матери, смотревшей на
него с укором. Мол, что же ты, сыночек, как слабенький цыпленок,
сразу лапки складываешь и в омут с головой лезешь? Разве можно так,
руки на себя накладывать? - Не могу больше, мам, не могу.
Приняв решение, Виктор развил бурную
деятельность, насколько это позволяла его коляска и общее
состояние. Решил убраться, чтобы после себя беспорядок не
оставлять. Характер такой, ничего не поделаешь.
- Порядок будет… Может хоть теперь
добрым словом помянут, - вздыхал он, поправляя покрывало на диване,
а потом взбивая подушку. - Хотя от этих дождешься…И на похоронах
грязью обольют.
Привел в порядок посуду на кухне.
Протер влажной тряпкой там, куда смог дотянуться. Перекрыл краны с
горячей и холодной водой, как и всегда делал вечером.
- Да, Витек, так правильно,
по-человечески, - кивал он своим мыслям, чувствуя, что тревога и
напряжение окончательно оставили его.
Предстоящее его ничуть не страшило, а
ожидалось с облегчением. А как иначе? Его перспективы здесь даже не
безрадостны, а трагичны. Врач, у которого он наблюдался последнее
время, сказал прямо: «через год – не сможешь сидеть, еще через год
– самостоятельно принимать пищу». Да, его судьба превратиться в
живое бревно, которое будет «гнить» в каком-нибудь занюханном
пансионате.
– Чего гнить, сам уйду, пока еще есть
силы… Да.
Окинул напоследок комнату, чуть
задержал взгляд на фотографии матери. Прощался со всем, что
когда-то для него имело значение, составляло смысл жизни.
- Скоро увидимся… мама.
Отвернулся, докатился до окна и
схватился за ручку. Провернуть и дернуть на себя, открывая створку,
было делом одной минуты.
- Скоро встретимся, подожди
немного.
Осталось взобраться на подоконник и
как следует оттолкнуться. Виктор уже решил, что уйдет именно так.
Когда-то до безумия влюбленный в парашютный спорт, он в последний
раз хотел заново ощутить те невероятные ощущения полета, скорости и
свободы.
Схватился за подоконник, подтянул
туловище и кое-как уселся спиной к раме.
- Ну, Витян, поеха…
И тут его скурило от сильной боли.
Мышцы сковало так, что не пошевелить ни рукой, ни ногой, ни
вздохнуть. Похоже, новый приступ, мелькнуло в его голове мысль, но
и она тут же растворилась в безумие неимоверной боли.