– Вполне. Федька и Линн мне игрушки изготовили. Я дополнительно
потренировалась по полной программе…
– Но шанс, что ты живой оттуда выйдешь…
– Выйду. А нет, то все равно целиком я не помру, хотя немного
обидно и будет. Но и Петр, и Василий… мы же в крайнем случае
отомстим за себя?
– Лена, мы отомстим за тебя, но лучше сделай так, чтобы нам
мстить не пришлось. И запомни: из всех нас только ты осталась той…
таким, каким был на станции. И только ты на самом деле точно
знаешь, что мы наметили сделать. А все остальные… для нас это –
дополнительная информация, мы ее в преломлении прежнего опыта
воспринимаем. А опыт этот – он сильно разный, и многое мы просто
понимаем иначе. То есть знаем так же, как и ты, но знать и понимать
– это вещи друг от друга сильно отличающиеся.
– Вась, ты меня-то за идиота все же не держи. Работу мы сделать
обязаны, а если при этом выживем, то это будет для нас
дополнительным бонусом. Я устав штурмовиков помню, и присягу не
нарушу. Но и на рожон зазря не полезу…
Подобные разговоры в доме у Бутырской заставы случались довольно
регулярно, однако всерьез именно к грядущему перевороту готовились
только инкарнации Александра и в некоторой степени Линн. Ну и
Андрей Лавров, а женщины, приехавший осенью в Москву «мужик»
Евдоким Кондратьевич и Федька работали уже над тем, что нужно будет
сделать после этого переворота. Очень усердно работали: список
«неотложных дел» уже едва помещался в толстой обшей тетради, а еще
две таких же тетрадки были заполнены именами и адресами различных
товарищей и господ. Одна – именами «товарищей», другая – «господ»,
и между Наталией и Юмсун постоянно шел спор о том, у кого списки
получаются больше. Пока что «побеждала» Юмсун – но это было потому,
что Наталия еще и писала очень много совсем иных материалов.
Например, у нее были заранее подготовлены сообщения, которые должна
была разослать по стране и миру крупнейшая радиостанция,
находящаяся в Царском Селе, передовицы основных газет, которые в
них должны будут появиться в течении первой недели после переворота
и черновики статей, которые там же должны напечатаны в течение
месяца. И почти три десятка первоочередных указов нового
правительства.
И это было лишь малой частью того, чем они все занимались – но
занимались они, ежедневно ощущая нарастающее напряжение. И в
стране, и в собственных душах. Просто все они очень сильно ждали
того единственного момента, когда их работа может принести какой-то
результат. А может и не принести – и это всех изрядно нервировало.
Но когда напряжение в коллективе достигло, казалось, предела, из
Петербурга пришла долгожданная телеграмма от Петра: