Не принц, согласен.
— Давай не будем обсуждать это?! — показываю на себя сверху вниз и смело прохожу внутрь.
— Хорошо.
Отходит от первого шока и продолжает мысль девушка:
— Сегодня тебе просто повезло. У меня отменилась ночная съемка, — Милена разворачивается и пересекает холл своей двухуровневой квартиры, идет и нарочно виляет задом.
Точно знает, что я смотрю. Оцениваю.
Я скольжу взглядом по ее шелковому удлиненному халату. Ткань местами сильно прилегает к телу девушки, демонстрируя все очевидные достоинства: длинные ноги, округлые ягодицы, торчащие идеальные симметричные лопатки. В этом совершенном образе прекрасно все, кроме короткой стильной прически, где нет тебе никаких спадающих по плечам вьющихся локонов.
— А босоножки? — придирчиво уточняю у Перфильцевой, сегодня мне важно на ней видеть именно то, что я хочу.
— Только такие… — Милена останавливается и склоняется за спинку дивана, выуживая пару черных, стильных и весьма дорогих босоножек, пятка которых переливается серебром и фиолетом, перетекающим в два кружевных крыла.
Я тяжело сглатываю и замираю от предвкушения.
А она неспешно присаживается на диван, как будто случайно задевает и распахивает полы халатика. И начинает примерку.
Я смотрю.
Идеальный красный педикюр на маленьких пальчиках этой соблазнительницы. Вот правая нога ложится под тонкий ремешок, и левая постепенно следует за ней. А затем Перфильцева откидывается на спинку дивана и широко раздвигает ноги. Голая. Как я и просил. Везде.
Я опускаюсь перед девушкой на колени. Наши взгляды скрещиваются. И, казалось бы, вот оно — бери свое. Тебя уже ждут с распростертыми объятиями.
Но как-то совсем не вовремя я подумал о семье Утесова, его жене и детях. Затем долбанное подсознание услужливо вернуло меня к Рине и тому моменту, как она пыталась отгородить собой от меня сына.
Сашка — отличное имя. Гордое и красивое. Я бы обязательно так назвал своего сына. Только это не мой ребенок, и куда подевался его отец, мне неизвестно.
— Ян, ты прикалываешься? — злобной фурией взвивается Милена. — Это что такое?
Она упирается взглядом в меня там, снизу. Осуждающе. А я понимаю, что не могу. И бабочки совершенно не спасают ситуацию.
Ни ласка, ни запах ее тела не вставляют сегодня. Я думаю о детях, причем не своих. В такой момент! Может, сумбурный вечер и этот качок недоделанный из меня вышибли не только дух, но заодно и мозги?