С понурой, белой головой,
Летел на лифте вниз Санёк,
Усталый, дерганный и злой.
Закон в колониях суров
Здесь женщин ценят как сосуд
И коль супруги их уйдут
Они должны продолжить род
Людей. А «хахаля» найдут.
И каждая должна за жизнь
Родить хотя бы трех детей
Тогда и власть уход за ней
Усилит, чтобы прокормить
Потомство новое людей.
У русских хоть доступен брак
В Китае вовсе женский род
Всего лишь делает приплод
У Красных женщина – «общак»
Куда мужчина семя льёт.
У Европейских больше прав,
Но слышал Саша от отца –
Бесплодность к ним давно пришла
Хоть организм у женщин здрав
Не могут сделать малыша!
– Эх, скинуть с боем эту власть
И всё иначе сделать здесь, -
Сказал Герой. Задета честь
В душе обиду не унять -
Здесь нужно многое терпеть!
-9-
И вновь в забой. Михалыч зол,
Но выбил для него паёк.
Сказал: – Тебе такой урок!
Сегодня чтоб под протокол
Мне сдал двойную норму в срок!
– Но друг… – Что друг. Лежит, молчит!
Ни есть, ни пить не нужно уж!
– Михалыч… нету в тебе чувств
Перед тобой я всё же чист,
А на душе – огромный груз!
Я норму позже всю отдам!
Коль хочешь – можно даже три,
Но мне позволь унять внутри
Всю боль за друга. И тот срам
Что мне солдаты нанесли!
Смягчился грозный бригадир,
Ведь знал, что он не виноват.
Обычный выписал наряд.
До лифта лично проводил
И усадил средь работяг.
– Ну, хорошо! Езжай Герой
И то, что хочешь, заверши.
Я знаю – дело для души
Когда то тоже был такой…
Лелеял глупые мечты.
Лифт вниз. Направо нужный ход
Другие в сторону ушли
Утихли громкие шаги
И вновь один среди пород –
Герой один стоит в тиши…
Прошло ещё с пяток часов
И рейсов с тачкой сорок штук
Уж ноют жилы сильных рук,
Но боль терпеть Герой готов,
Ведь под завалом – мёртвый друг.
Удар, за ним еще удар.
Обвалом сорванный сапог,
Лежит, пробитый, возле ног.
То ноги друга среди скал,
Нашёл в своих трудах Санёк.
За часом час и вскоре труп,
Разбитый весом ста камней,
Лежал спокойно у дверей,
И ждал, когда за ним придут,
Чтоб в чернозём забрать скорей.
Обряд, текущий похорон,
Был нынче, очень тих и прост -
Тела давали нужный рост
Плодам. И в новый чернозём,
Сгнивал на Марсе тот, кто мёртв.
– Ох, друг! Мой друг! Зачём ушел?
Стоял с ним рядом Александр,
Напрасно вопрошая правду
– Зачем ты штольню вправо вёл?
Ведь это было не по плану!
– "Затем" – раздалось в голове, -
"Что там я слышал гул машин,
Отец твой, помнишь, говорил,