Снова и снова он ласкал мой рот, не позволяя отстраниться и вынуждая отвечать. Мне было трудно дышать, и я сама не заметила, как обхватила его за плечи, впиваясь пальцами в напряжённые мышцы. Господи, сколько поцелуев ему было нужно? А мне самой? Мы вообще могли остановиться? Возбуждение моё стало настолько сильным, что было физически больно его сдерживать.
Виктор прервался также внезапно, как начал.
– Запрети мне ещё что-нибудь, – сказал он, и я, тяжело дыша, прижалась лбом к его груди. – Знала бы ты, что я хочу с тобой сделать… Здесь… сейчас.
Горячие губы снова коснулись моей шеи, и я вытянулась на носках, чтобы ему было удобнее. Всё казалось неважным, кроме его ласк, окружающий мир поглотила тьма. Были только мы на этой веранде, ветер и нежность его губ, согревающих мои. Мы целовались уже не так неистово, но бесконечно долго, однако, насыщения не наступало. Я чувствовала теперь не только его влагу, но и свою собственную, что рождалась из охватившего живот спазма. Виктор ведь по-прежнему прижимался ко мне внизу, давая ощутить свою силу…
А потом у него завибрировал лежащий в заднем кармане телефон, и он, выругавшись, отпустил меня.
– Я должен ответить.
– Хорошо, – отозвалась я, чувствуя след его прикосновений на губах, на шее, в горле... – Я… я подожду.
Он кивнул и быстро отошёл за ближайшее здание, а потом, видимо, и ещё дальше: в главном корпусе зазвучала танцевальная музыка. Я же, едва переставляя ноги, спустилась к воде, и с минуту стояла, пытаясь собраться с мыслями, но на уме были только сладкие мгновения близости. Мысленно я много раз представляла жаркий поцелуй между нами, даже пыталась как-то его отрепетировать, но в реальности это ощущалось совсем не так, как в грёзах…
Мне хотелось ещё – успеть прочувствовать, насладиться, задержать в памяти то, как вкусно это было. Даже удивительно, что в таком состоянии получилось рассмотреть в воде хаотичное, обрывистое движение. Неужели кто-то решил на ночь глядя поплавать? Но это была глупая мысль, особенно учитывая высоту волн и силу ветра!
Нет, дошло до меня через пару секунд. Человек не плавал, он тонул. Причём именно так, как это и бывало: барахтаясь молча и отчаянно. Я едва могла различить запрокинутую голову и лицо, опутанное, словно водорослями, тёмными прядями. Если бы кто-то просто дурачился, он бы волосы непременно убрал, об этом я хорошо помнила по урокам ОБЖ.