На десятый этаж лифт поднимается слишком быстро и мне приходится застыть на несколько секунд перед тёмно-зелёной дверью собственного дома. Хотя какой теперь дом… Пусть Кирилл не водил сюда любовниц, но мне никак не удаётся отделаться от ощущения грязи и презрения, усиливающегося тем сильнее, чем ближе я подхожу к квартире. Это должно было быть просто. Но не было. Два тихих оборота ключа, щелчок и я вступаю на тёмную, под дерево, плитку, из всех предметов отчётливо выхватывая одно — обувь мужа.
— Привет, — в моём взгляде на него нет ни упрёка, ни мольбы.
Ледяное равнодушие, всё же пробивающее его самоуверенную броню. Мне хорошо известны его привычки, в том числе и эта — когда нервничает Кирилл всегда засовывает руки в карманы брюк.
— Привет, — снимаю босоножки и иду в спальню, чтобы переодеться и принять душ.
— Кира…
— Не сейчас, — раньше я бы скинула платье прямо перед ним, желая возбудить, спровоцировать, но сегодня я скрываюсь за дверью ванной от него и всё более гнетущей атмосферы.
Вот только вода не помогает и после бодрящего контрастного душа на мне лишь полотенце и его пристальный взгляд, словно широкая ладонь скользящий по открытой шее и плечам. В домашний костюм забираюсь как в броню.
— Идём в гостиную, — просит Кирилл и хочет взять меня за руку. Демонстративно убираю ладонь.
Только сейчас замечаю, что в воздухе витает трудноопределимый аромат, и непроизвольно чихаю, глядя на заставленную тридцатиметровую гостиную. У меня нет предпочтений среди цветов, видимо, поэтому Кирилл решил устроить здесь филиал цветочного магазина, вот только ничего кроме глухого раздражения разноцветные бутоны не вызывают.
— Прости меня, Кир, — его ладони легко ложатся на плечи, прижимая к твёрдой груди, — это какое-то помутнение! Клянусь, это первый и единственный раз! — горячий шёпот обжигает ухо, вызывая предательские мурашки.
Он хорошо меня изучил за эти годы, вот только Олимпиец на ремонте не один день, а три месяца.
— Мне никто не нужен кроме тебя! — одна рука ложится на талию, заставляя почувствовать всю степень его возбуждения. — Ты — моя единственная слабость! И в тебе моя сила! — губы касаются шеи, и я склоняю голову, открывая ему больший доступ к телу. — Ки-ира! — страстно шепчет он, уверенный в моей капитуляции. — Девочка моя! — вторая рука ненавязчиво пробирается под ткань лёгких штанов и за мгновение до того, как его пальцы добираются до цели, в гостиной раздаётся презрительный голос.