— Увидел твою машину на парковке супермаркета и не удержался, — Хоффмана не беспокоит ни это, ни нахождение в чужой кухне.
Кажется, он везде чувствует себя хозяином положения, что лично меня удивляет. Подобное мне приходилось видеть, и не раз, но те мужчины были гораздо старше. Хотя, что я знаю о Хоффмане? Только то, что он гений в математике.
— Зачем ты приехал? — второй раз закосить под дурочку не удастся и мы оба хорошо это понимаем.
— Я уже сказал, — хмыкает он, даже не притронувшись к кружке. — Я хочу тебя и хочу знать, сколько это будет стоить.
Выдыхаю через сцепленные зубы и резко поднимаюсь. Помыть кружку становится лучшим выходом. Ярость кипит внутри, расплёскиваясь, выжигая внутренности и заставляя дрожать руки. Холодная вода не способствует успокоению, но мне нужно занять руки, чтобы не запустить кружкой в Хоффмана. Так, чтобы «Кирочка» разбилась осколками вместе с его лбом. Баран! Купить меня!
Плевать, что я сама вложила эту мысль в его голову! Плевать, что это не должно меня задевать! Никогда в жизни я не оценивала людей по степени наполнения их банковских счетов! И услышать это оказалось… чересчур.
— Не злись! — шёпот обдаёт тёплой волной ухо, горячие руки ложатся на талию и он прижимается ко мне, демонстрируя всю степень своего желания.
Удар.
Я бью не по-женски, сильно, вкладывая всю горечь последних суток, и Хоффман отступает на шаг. Из носа течёт кровь, красными каплями въедаясь в белоснежную поло.
— Запомни, Хоффман, раз и навсегда, — мне действительно легче. Не настолько, чтобы останавливать бракоразводный процесс, но достаточно чтобы перестать считать его виновником всего этого, — не подходи к стрессующей женщине! И не демонстрируй своё желание, если не хочешь остаться без достоинства!
Очень удачно нож оказывается в моей руке, но я бросаю его в раковину и тыкаю в Хоффмана вафельным полотенцем с весёлым петушком, стоимостью пять советских рублей. Прямо в нос, туда, где совсем недавно был мой кулак. Ругательство радует больше любимого коктейля, но Хоффман может считать это проверкой. Если бы я сломала нос, кровь не остановилась бы так быстро, да и боль имела совсем другой оттенок. Знаем, плавали.
— Зар-раза ты, Самсонова! — гнусавит он, наощупь находя табурет и задрав голову вверх.
— А ты — идиот!
— Видимо, да, — крутость Хоффмана заметно подпорчена засыхающими кровяными подтёками и лишней абстракцией на рубашке, но это не мешает мне подозревать очередную глупую выходку, — потому что хочу, чтобы вы с Сашкой переехали ко мне.