С этого ракурса я вижу лишь то, что едва достаю ему до плеча и очертания рельефной руки в коротком рукаве футболки.
— Градусами.
Ему бы в клоуны, а то такое дарование пропадает. Отвечать не собираюсь и, похоже, что он этого и не ждёт, открывая передо мной дверь подъезда.
— Я в состоянии подняться на свой этаж! — раздражённо оборачиваюсь. Вот только в отличие от тёмной улицы, на первом этаже горит яркая лампа и взгляд изучающего моё лицо мужчины меняется с каждой секундой. — Проводили до подъезда и хватит!
— Могу проводить до квартиры, — вместо насмешки в голосе звучит неподдельное сочувствие, — и даже заботливо подоткнуть одеяло. А могу предоставить коньяк и компанию.
— А не пойти бы тебе…
— Мы — соседи, — перебивает он, заглядывая в правый от нашего почтовый ящик, — ты из пятьдесят второй?
— С чего ты взял? — это самое быстрый и непринуждённый переход на «ты» в моей жизни.
Тёмные волосы, светлые глаза, слишком загорелая кожа даже для заграницы и зелёная футболка, свободная, но не скрывающая отсутствие пивного живота.
— Туда недавно заехали новые жильцы, — он забирает ворох писем, — Вадим.
— Кира, — любезности закончились, и мы ждём лифт.
В два часа ночи он не нужен никому, поэтому так и стоит на девятом этаже — с того момента как я его вызвала. Поднимаясь, мы молча изучаем расклеенную вокруг рекламу.
— Я из семьдесят второй, — несвойственней мне порыв возобновляет диалог.
— Ты — дочка Игоря Ростиславовича, — констатирует Вадим.
Интересно, это я так известна в собственном районе или у соседа всё хорошо с логикой?
— Бинго! — хорошо, что в старых лифтах нет зеркал, не хочется видеть собственную кривую улыбку.
Щёлкает кнопка, и двери с натугой открываются, открывая вид на родительскую квартиру.
— Кира, — рука с зажатыми ключами опускается, и я разворачиваюсь к соседу, которого вижу впервые в жизни, — не пугай отца. Моя ванная в твоём полном распоряжении, — он улыбается, но не насмешливо, а как-то по-доброму.
— Всё так плохо? — больше собственного отражения меня беспокоит нежелание возвращаться к неоконченному разговору и тоскливому папиному взгляду.
— Считай, что ты попала под дождь, — Вадим пропускает меня перед собой и захлопывает дверь, — тот, который на острове Кауаи, — он щёлкает выключателем.
— И что с ним не так? — забрав мою куртку, Вадим фыркает.