По лицу Митрича было видно: ему
очень любопытно, для чего же мне понадобился автомобильный поршень,
и что же такое я искал, но не нашёл ни в одном городском магазине.
Но спрашивать дядь Вася постеснялся, а сам я не стал
распространяться. Сделаю, тогда и продемонстрирую, что да как.
На всякий случай попрощавшись с
Василием Дмитриевичем и с Марией Федоровной, я помчался к месту
встречи, надеясь, что не опоздал. На обозначенной скамейке сидела
пожилая парочка и солидно так завтракала варёными яичками, хлебом с
солью и пирожками, вкусно запивая всё это молоком. Я аж сглотнул,
настолько смачно мужичок откусывал от пирога. И остался стоять
поодаль, надеясь, что к тому времени, как появится Геннадий
Анатольевич, товарищи накушаются и покинут скамейку. Ну а если нет,
облюбуем другую.
Спустя сорок минут парочка
действительно освободила лавочку и отправилась на остановку. Я
занял стратегический объект и уставился на больничный выход,
выглядывая Почемучку. Ждать пришлось недолго. Геннадий Анатольевич
показался на пороге, заметил меня, махнул рукой, и едва не зашиб
своим портфелем, которым активно размахивал, женщину средних лет.
Минут пять смущённо извинялся перед возмущённой дамой, и, наконец,
двинулся в мою сторону.
-Ух… — качая головой, выдохнул
Лапшин. — Неловко получилось.
Педагог обернулся, отыскал глазами
суровую даму, невольно втянул голову в плечи и выдал:
— Суровая. У такой не забалуешь.
В этот момент Почемучка очень
походил на студента-заочника. Встрёпанный, моложавый, подтянутый, с
несуразным, изрядно похудевшим портфелем, он ни капли не
соответствовал образу советского учёного, профессора с аккуратной
бородкой в круглых очёчках и костюме-тройке. И если смешливые
морщинки возле глаз и глубокая между бровей выдавали возраст, со
спины Лапшина легко можно было принять за старшекурсника, ну или
аспиранта. Да и повадками педагог больше смахивал на студента, чем
на серьёзного преподавателя с научными трудами и всякими
диссертациями.
Почемучка поставил портфель на
скамью, щёлкнул замком, вытащил из саквояжа два зеленых яблока,
одно протянул мне, другое со смаком надкусил. Да так, что сок
брызнул во все стороны.
— Ох, Егор… извини! — растерялся
Лапшин, когда капли полетели в мою сторону.
— Да будет вам, — отмахнулся я.
— Где-то у меня был платок, —
забормотал Почемучка, хлопая по карманам.