Кэтриона оттолкнулась от стены.
Проклятье! Ей просто безумно необходим отдых. Чего такого от неё понадобилось Крэду?
Мечты о том, чтобы помыться и поспать, видимо, придется отодвинуть подальше.
— Я перехвачу что-нибудь на кухне, — произнесла тихо, — три дня впроголодь, один сплошной козий сыр, я скоро блеять начну!
— Только быстро, а ближе к ночи возвращайся, эти перепьются все и угомонятся, я велю Даэле приготовить тебе комнату.
— И горячую ванну! — шепотом воскликнула Кэтриона.
— И горячую ванну, — усмехнулась мистресса, — я помню, что из всех соколов Ирдиона ты одна просишь сначала ванну, а потом всё остальное.
Что поделать, любит она горячую воду! Да и не сокол она в Ордене, а сова, но мистрессе без разницы.
Она бросила в чулан седельную сумку, плащ и оружие, и прошла на кухню.
Рукомойник! Какое счастье! Ещё бы сапоги снять.
Вымыла руки и лицо. К Крэду придется идти пешком — лошадь осталась у кузнеца дожидаться лекаря. Правда, тут недалеко, но ноги ныли нестерпимо. И ей казалось, что если сейчас она сядет на стул, то встать уже не сможет.
На столе возвышалось блюдо жареных цыплят, и Кэтриона, мигом оторвав ногу у одного из них, заглянула в пару кастрюль, взяла тарелку, ложку и, налив похлебки, села на стул, прислонившись плечом к углу печи.
Святая Миеле! Наконец-то человеческая еда! Как же она устала! Крэд, пес тебя задери, что такого важного могло случиться?!
Она ела быстро, думая о том, зачем понадобилась младшему аладиру Ордена, да так срочно, что он три дня уже её ждет.
Сзади за дверью взвизгнула Даэла и, бормоча что-то про пиво и господ, заскочила на кухню, а за ней ввалился кто-то, но Кэтриона не стала поворачиваться - лучше не привлекать внимание пьяных посетителей.
— А мне и ты подходишь, толстушка, я уже устал ждать, — пробасил мужской голос и раздался шлепок, но, судя по всему, Даэла увернулась и, поставив шумно пустые кружки, снова исчезла.
— А это что за персик? — обратился мужчина в сторону Кэтрионы. — Ну, Тайла! Мы всё ждем и ждем, а твои девахи вместо того, чтобы работать, прячутся на кухне и объедаются!
И, прежде чем Кэтриона успела повернуться, мужская рука легла ей на шею и бесцеремонно стянула с плеча рубашку. А вторая рука тяжело опустилась на стол рядом с её тарелкой так, что стоящая поодаль корзинка с хлебом подскочила. И не рука — огромная лапища с грязными ногтями и заскорузлыми толстыми пальцами в завитках чёрных волос, доходящих едва ли не до ногтей.