Мысль о его реакции наконец заставляет меня действовать. Неловко кручусь, показывая себя и спереди, и сзади. Была мысль повилять попой, но не решаюсь на это. Не знаю, что имел в виду Мирон, но я позволяю себя рассмотреть. Замираю то спереди, то сзади, стараясь не думать об унизительности этого процесса.
А потом осмеливаюсь посмотреть мужчине в лицо. В его взгляде вижу насмешку, обрушившуюся на меня реальностью, которая буквально под кожей выжигается, миллиметр за миллиметром. Есть на дне его глаз что-то такое, что заставляет чувствовать себя совсем беспомощной. И это даже не говоря о ситуации, в которой я нахожусь.
— М-да… — неожиданно заговаривает Мирон. — Ты скорее нелепа в этом белье. Я думал, ты встретишь меня иначе.
Он говорит почти равнодушно, но каждое слово звучит как удар. Чувствую себя пристыженной, и уже от этого ощущения мне не по себе. Меня бездушно оценивают. Я — вещь, которая должна выполнять все функции, нужные хозяину. И как, по его мнению, я должна была его встретить?..
Делаю глубокий вдох, подавив недовольство. Приходится снова напомнить себе, что я в безвыходном положении.
— Простите… — само собой вырывается у меня, когда вспоминаю, что Мирон должен быть доволен. Он озадаченно выгибает брови, и я спешу как можно более уверенно добавить: — У меня нет в этом опыта.
Не то чтобы я рассчитываю, что эта новость как-то на него повлияет, но, пожалуй, ему стоит знать. Раз уж так получается, что этому человеку предстоит стать моим первым мужчиной.
— Продала свою девственность? — без особого интереса уточняет он.
Вот только смотрит более внимательно, испытующе даже.
— Да, — стараясь звучать уверенно, говорю.
Может, надо добавить что-то ещё, но в голову не идёт. Да и не похоже, что моя новость как-то влияет на Мирона. Наверняка на том аукционе и девственниц хватает. Тем более что за меня типа отдали больше всех — а так обычно за неопытных дают.
— Иди ко мне, — вместо каких-либо комментариев говорит он.
Голос всё тот же — почти бесцветно отстранённый. Вот только обволакивающий при этом, заставляющий ноги слегка подкоситься. Его требование всё ещё звучит у меня в ушах, когда я слабеющими ногами делаю пару шагов.
Один, второй. Третий…
Чуть не падаю, потому что ощущение взгляда на мне даже дышать мешает, не то что идти навстречу неизбежному.