— Морозова! — Сильно, до боли перехватив за талию, меня сгребают в охапку. — Жива, тридцать три несчастья?
Уже не уверена. Не тогда, когда Глебов фактически удерживает меня на весу.
— Д-да.
Растерянное и перепуганное сознание забивается в дальний угол черепной коробки, в то время как наши с Ильёй Глебовичем лица разделяют пара жалких сантиметров. Настолько жалких, что я чувствую дыхание на своих губах и опускаю взгляд, убеждаясь, что в этот раз поцелуя всё-таки нет.
— Мор-р-озова, — выдыхает мужчина старше меня, наверное, вдвое, — что ты делаешь?
И диспозиция меняется, доказывая, что там, на парковке, было ещё ничего.
Потому что сейчас Илья, который как бы Глебович, прижимает меня к стене. Исключительно для того, чтобы на ногах держалась, ага. И его хватка становится всё двусмысленнее, в то время как мои руки безвольно висят вдоль тела.
— Боюсь, — широко открыв глаза, честно признаюсь я.
Дыхание прерывается и скрыть бы, но он настолько близко, что без шансов. У меня точно.
— Чего?
На его лице нет улыбки, одно безграничное обещание.
— Вас, Илья Глебович.
Как выговорила — не знаю, чувствуя, что задыхаюсь под испытующим взглядом.
— Неправильный ответ, Маша.
Усмешка. Взгляд. Переплетённые пальцы. И руки, которые Глебов фиксирует над моей головой.
Перед тем как показать правильный ответ.
4. Глава 4. Глебов
Закрытые глаза, длиннющие ресницы, приоткрытые губы и прерывистое дыхание.
Что ты, кретин, делаешь?!
Шумно выдохнув, приходиться отпустить Машины ладони, отойти на шаг и поднять выпавшую из её рук куртку.
— Спасибо за торт, — глядя в расфокусированные зелёные глаза, я вылетаю за дверь.
Мысли все как одна альтернативно русские, но даже мат не помогает. Спуск по лестнице с двадцатого этажа тоже.
Хуже всего то, что непонятно как меня вообще могло переклинить. Особенно так. Особенно, после Данкиной измены. Хотя с ней последние пару лет всё было настолько хреново, что хоть закапывайся, чем я и занимался, не вылезая из универов и подработок, якобы, чтобы накопить на свадьбу. По факту же, чтобы не вступать в очередные разборки на одну из миллиона подходящих ей тем.
Подножка. Шлем. Ворота.
Медленные настолько, что ладони обжигает воспоминанием о хрупком податливом теле. И о нежно-розовых, обещающих какие-то невероятные открытия, губах.
Помог девочке? Решил, что в невинном поцелуе нет ничего такого? Вот теперь и разгребай. И такое, и не такое.