. Они согласились, хотя совершенно не знали меня… Меня перенесли к ним в дом на носилках гробовщика – других найти не удалось. Но этого я не знал. Я ничего не знал, я был без сознания. Я не знал, что умираю. И кабы не упрямец доктор Вендт, приходивший ко мне каждый день, чтобы сделать укол камфары, невесть отчего не терявший надежды воскресить полумертвеца, если бы не милые братья Сведомские, ухаживавшие за совершеннейшим незнакомцем как за своим третьим братом… меня бы сейчас не было с вами. Наверное, я истинно был одной ногой в могиле. Пока они пытались спасти меня, я находился в другом – неизведанном мире. Я не помню его и не могу описать, но после этого…
– Вы начали видеть призраков, – понимающе закончила Маша.
– Да, – он посмотрел на унылый меланхолический дождь за окном.
Маша проследила за его взглядом и невольно перевела свой на прислоненный к стене уже почти оконченный рисунок меланхолической девушки-арфистки. Косые струи дождя подозрительно напоминали струны арфы! Она вспомнила рассказ Кати, утверждавшей, что в спальне Котарбинского не было никого… кроме заоконного дождика! Художник смотрел на дождь и видел прелестную девушку – душу девушки, явившуюся к нему в виде воды!
«Здесь, в Прошлом, сейчас тоже Деды́!» – поняла Ковалева.
– Да, – повторил Котарбинский. – С тех пор они приходили ко мне. Молодые и старые, красивые и уродливые, странные, непонятные… Они окружали меня, говорили со мной – они завладели мной.
– Это ужасно, – сочувственно сказала Маша.
– Нет, что вы… Это было прекрасно! – возразил он ей горячо, окатив ее опьяненным вдохновением взором. – С того самого часа, словно по волшебству, мои работы стали востребованы. Из нищего я превратился в весьма обеспеченную и даже модную личность. Братья не оставили меня. Они пригласили меня с собой в Киев, познакомили с профессором Праховым, он дал мне заказ. Но намного важней было иное знакомство. Смерть, с которой я познакомился так близко там, в Риме, открыла мне удивительный мир. Я видел… видел своими глазами, что смерть – лишь переход в иной мир. Мир Смерти был бесконечен… это меняло все. Все! И вскоре все они тоже поняли, что я вижу их, они шли ко мне. Одни говорили со мной, другие молчали. Но все желали, чтоб я написал их портрет… Их историю… их душу… или же тех, кто живет в их душе после смерти. Кто был и остался частью этой души.