Обращение горничной вывело меня из смятения и даже помогло сориентироваться в ситуации.
— Доброе утро, Мари! С этого дня я прошу подавать мне еду в обеденный зал, в мои личные покои больше ничего приносить не стоит. Будь любезна, проводи меня туда, — тон мой был самым доброжелательным из всех возможных, но по мере моих слов, служанка съеживалась и сдувалась. Предчувствие, что все будет очень непросто не подводило. Поэтому к неприятному ответу внутренне я была готова.
— Леди Омалин… — девушка смотрела на меня огромными умоляющими глазами, но закончить не смогла, зато вмешалась грузная низкая женщина в переднике и чепце.
— Это распоряжение должно поступить от управляющего...эээ.. ледя. Если он не скажет, мы ничего такого делать не будем. И вам лезти в дела мага не советуем, — низкий грубый голос, рядом корзинки с едой.
О ее должности догадаться мне не представлялось возможным. Стало ясно, что местная прислуга от норм этикета еще дальше, чем собственно я сама. Требовать исполнения моих указаний бесполезно, это мы еще с экономкой и Мари прошли. Слушаются они только Пемброка, а он им такого рас-по-ря-же-ния не давал. Что ж, в родном феоде я многое делала сама. Волей не волей приходилось выполнять прихоти своей мачехи Сертии Омалин, урожденной Гурпильс. Она вместе с моей названной сестрой Паулиной считали себя настоящими графинями и домашними делами не озадачивали. Бывшие купчихи никогда не знали труда и нужды. Поэтому, когда Сертия побежала замуж за моего отца, она точно не предполагала получить к высокому титулу, столь же высокие долги. Поэтому с девяти своих лет я постоянно получала нагоняи и поручения, которые не очень вязались с моим происхождением. Но отец заливал свое горе в уважаемых домах за карточными играми и дорогими винами, а мой жизненный путь лежал в плоскости приживалки в собственном доме. Наблюдая, как мой феод приходит в упадок, мне пришлось брать управление в свои руки. Конечно, старый управляющий Дервис меня всему учил, сама навряд ли бы я хоть что-то поняла в двенадцать лет в долговых расписках и витиеватых прошениях о налоговых ставках. Но вот моя дорогая мачеха даже не пыталась разобраться. Лишь деланно поджимала губы и закатывала отцу истерики, когда я отказывала им в новых платьях, тканях и модных пудрах. Тогда прибегал лорд Омалин и каждый раз грозился, что откажет мне в правах на принятие решений в феоде. И тогда приходилось увольнять очередную горничную и идти мыть полы самой.