Слишком внимательный Костя кивает на него, поднимает глаза на лицо друга.
– Себе оставил, – который отвечает вроде как без эмоций, хотя на самом деле… Нахуя оставил – сам не знает. Дебил, наверное. Но отдавать не хочется.
– Что-то интересно? – чуть раздражает, что именно оно вызывает в Косте любопытство. Но Гаврила заставляет себя протянуть. Для него – наверное, нет. Не интересно.
– Павловский… – ту же фамилию повторяет еще и Гордеев, а Гаврила хрустит пальцами. Сука… Разве ж можно любить одну и так ненавидеть второго? Разве ж можно до сих пор её любить?
– Тоже херня…
Костя отбрасывает приглашение, посчитав недостойным своего внимания. А Гаврила хмыкает, задерживаясь взглядом на тесненных золотом буквах на глубоком синем.
Перед глазами снова ночь. Она под ним. Дышит в губы. Просит быстрее её брать… Снизу гул голосов, а им посрать…
– Ну херня, значит, херня.
Гаврила произносит безразлично, а у самого в голове: «мож мотнуться?».
Пальцы тянутся к картону. В подушечки вжимаются углы. Гаврила снова внимательно читает надпись…
– Хочешь — съезди. Потом расскажешь…
Гордеев внезапно выражает невероятную щедрость, предлагая. Гаврила же фокусирует взгляд на нем, так и не убрав открытку.
Хочет или нет – сам, блин, не знает.
Точнее знает, что не надо.
– Как думаешь, всё простить можно? – Костя с Гаврилой редко ведут задушевные беседы. Только если оба прямо в хлам. Поэтому вопрос Гаврилы Гордеева, наверное, удивляет. Он недолго смотрит серьезно, потом хмыкает и головой качает:
– Ничего прощать нельзя.
Отвечает ожидаемо, вызывая грустную улыбку.
– А ошибку если?
– Нехуй ошибаться.
Ответ – типично Гордеевский. И не поспоришь же, блин. Вообще не поспоришь.
***
Полина никогда не получала большого удовольствия от посещения светских мероприятий. Это сильно отличало её от сверстниц в девятнадцать. Как оказалось, в двадцать семь всё без изменений.
В просторном зале одного из самых дорогих отелей столицы ей снова душно, хочется как минимум выйти на террасу. Как максимум – уехать. Но нельзя.
Это праздник в её честь.
В чем смысл праздновать её возвращение – Полина так и не разобралась, но в конфликт с отцом не вступила.
До сих пор болью отзывались воспоминания о временах, когда её бунт обернулся настоящей трагедией. И виной тому – не отец. Он, кажется, даже прав оказался.