Дубль два - страница 21

Шрифт
Интервал


— Пошли, книгочей подозрительный, - хмыкнул старик, - надо перекурить это дело.

Я поднялся и потянулся следом за ним. Но сперва помог убрать со стола. Чашки сполоснул под рукомойником и передал деду — он поставил их на решетчатую сушилку в верхнем шкафчике, крашеном в светло-голубой, с прямоугольными стеклышками за широкими штапиками. Сковородку он забрал с собой на улицу.



Уселись прямо на ступеньки крыльца, между резными столбиками, покрытыми, кажется, лаком. Батя таким пол на веранаде красил, то ли палубный он, то ли яхтенный — сейчас не вспомню. Но точно запомнил, что к олифе руки липнут, а после этого лака дерево гладкое, будто стекло, становится. Эти столбики выглядели янтарными, и утреннее солнце блестело в них, как в начищенных медных трубах торжественного оркестра, молчащих перед тем, как над толпами разнесутся звуки марша.

— Надумал ли? - спросил, не поворачиваясь, лесник, лизнув лоскуток газеты, выдернув и сложив обратно в кисет лишние нитки табаку.

— Чего? - спросил я, повернувшись к нему.

— Зачем ты себе сам? - напомнил он вчерашний вопрос.

Да, казалось, в промежутках между гроздьями крупной чёрной смородины во сне я думал и об этом. И ответ казался мне вполне правильным. И в контексте происходившего последние дни нормальным.

— Да. Надумал. Я себе затем, чтобы дальше жить свою жизнь, а не чужую. И так, как я считаю нужным, а не другие. Раз в этом мире меня ничего особо не держит — значит, я ничего никому и не должен, - я смотрел на мои чёрные носки, футболку и трусы, что висели на шнурке. Ночью их совсем не разглядеть было. А вот дедовы белые майку и портянки тогда видно было отлично. Хоть и сохли они от лавки гораздо дальше.

— Тьфу ты, а так начинал хорошо, - сплюнул Алексеич, кажется, крошки табака.

— А чего не так-то? - насупился я.

— Башка у тебя не так работает. В остальном — уже лучше, конечно, - непонятно ответил тот.

— Вот смотри: родился ребёночек. Он у кого родился? - в его глазах был интерес, с которым учитель ждет правильного ответа от двоечника, такой, с лёгким недоверием.

— У мамы, - ну, биологию-то я учил.

— И-и-и?.., - выжидающе протянул дед.

— И папы, - я совсем растерялся. Причем тут «зачем я себе сам»?

— Не «и папы»! А у «мамы с папой»! В истории много было случаев, когда женщины были смелыми и отважными, когда подвиги совершали. Но это тогда, когда мужиков живых не оставалось больше, или при смерти лежали, или по порубам у врага сидели. Тогда и шли бабы в бой. Потом-то всякое случалось, конечно. Хорошего только мало, если посмотреть, - старик затянулся и замолчал, сбив мизинцем пепел на камешки, выложенные перед первой ступенькой.