– Прости, – выдавливаю из себя.
Встряхиваю в руке кусочек хлипкого хлопка и пытаюсь присобачить его обратно к мужскому телу. Данил поднимает на меня ошеломленный взгляд. Да, я, наверное, немного промазала с дислокацией и совсем слегка задержалась на манящих кубиках пальцами.
– Боже, как неловко, – приглушенно выдаю я, с трудом заставляя себя сделать шаг назад.
Кусочек многострадальной рубашки, что никоим образом не способен обратно срастись с оригиналом, как бы я его не втирала в мужской торс, мягко планирует на пол под наши сопровождающие взгляды.
– У меня есть рубашки в подсобке, – ищу решение проблемы. – Я сейчас найду твой размер. И заплачу, конечно, за… – обвожу пальцами то, что сейчас свисает с Даниных плеч.
– Все нормально, – спокойно говорит он, фокусируясь на многострадальном кармане. – У меня есть рубашка в кабинете.
Делает решительный шаг вправо и, огибая меня, выходит из комнаты отдыха.
Если до этого я не в полной мере понимала смысл слова «фиаско», то сейчас прочувствовала его до корней. Это грандиозное впечатление не перекроешь ничем, даже хорошим продольным шпагатом в моем исполнении.
Эх, знал бы ты, что только что упустил, Даня.
– И что? Голый пошел по коридору? – Сонька вгрызается в крекер со вкусом краба – редкостную гадость по моему тонкому вкусу – и с нетерпением подпрыгивает на стуле. Еле дождалась обеда, чтобы выведать, почему Наташка из операционки с квадратными глазами по офису бегает, чередуя только три слова: Лиза, Даня, тако-о-о-ое…
– Видимо, – развожу себе суп быстрого приготовления в кружке и подсаживаюсь к ней.
– Надо камеры глянуть, – хихикает она. – Ну ты, конечно, дала, Лиз, – произносит почти восхищенно.
– Сама в восторге, – угрюмо помешиваю сомнительного вида жижу, которую так хочет мой бунтующий желудок.
– Странный он все же, – продолжает Сонька.
– Суп?
– Филатов. А суп просто химоза. И как ты это ешь? – всматривается внимательно в мой куриный супчик и добавляет, – дай попробовать.
Я удивленно подталкиваю ей свою большую кружку, она принюхивается, а затем отправляет одну ложку в рот.
– Фу, гадость, – почему-то тянется за второй. – И сухарики деревянные, – берет свой гадостный крекер вприкуску.
– Ты чего голодная такая? У меня еще пакетик вроде есть, заварить тебе?
– Стресс, – выдыхает, подталкивая кружку пальцами обратно ко мне.