Посередине реки Амур шла линия бакенов, которую даже пограничному катеру пересекать нельзя, чужая территория, зато рядом с Завитинском грибные места были просто отменные, грибы росли прямо на клумбах гарнизона. На территории гарнизона, так же много было кустов орешника, в котором частенько обитали фазаны. На балконе четвёртого этажа служебной двушки, у меня зачастую стоял мешок с фундуком. Зимы стояли суровые, доходило порой до -40°,но и летний период до +40°,был в порядке вещей привычным. Летние дожди были проливными и мы были этому только рады, если учесть что воду в гарнизонные дома подавали на два часа в день, у каждого в служебной квартире была полная ванная воды. Это было из-за напорной башни, которая не справлялась должным образом, с возложенными на неё людьми обязанностями, в связи с чем все жильцы этого гарнизона ходили в гарнизонную баню, так как в таких плохих бытовых условиях помыться не было возможности, как впрочем и постирать толком тоже. В зимний период гарнизон превращался в подобие помойки, так как его жители выбрасывали мусор прямо из окон на улицу, естественно в тёмное время суток. Или природная лень брала верх или сорокаградусные морозы, а может быть и все вместе взятое, да плюс безразличие, если учесть что зарплату не платили по восемь месяцев. Мы называли это место как я уже говорил кладбищем капитанов, так как служебный потолок карьерного роста, был в основном до звания капитан. Весь Дальневосточный округ был одним большим капканом, это выражалось в том, что если кадровый офицер попадал служить туда, то мог с успехом там проторчать минимум 10 лет, если у него не было крутых знакомых, или связей в штабе округа. Таким образом простой офицер без связей мог там навечно остаться жить, что и делали многие офицеры достигнув пенсионного возраста.
Но на тот момент судьба мне и Колюне, как карты в руки, бросила другой вариант. Колю в 1994-м, отправили в Чечню, где взрывом миномётного снаряда ему повредило глаза, а я попал под сокращение и, со вздохом великого облегчения, покинул эту дыру, мысленно дав себе слово, никогда больше сюда не возвращаться. Произведя посадку на поезд направлением на Москву, я в последний раз окинув взором перрон Завитинска подумал о том, что больше никогда сюда не вернусь. Я думал о долгой дороге, о потерянном зря времени и о том, что меня ожидает впереди, на гражданке в которую я возвращался. Город-герой а так-же столица нашей родины Москва, встречала меня своим апрельским утренним морозцем, на Ярославском вокзале, под ногами с хрустом ломалась тонкая корка льда, на небольших лужицах, но я был безумно счастлив тому, что наконец-то попал в цивилизацию и вырвался из тех дебрей, в которых жил.