— Это да, все беглые рабы к ней идут, а мы даже войти в храм
права не имеем. Церковь в столице строго-настрого запретила
соваться к жрице. Но неужели мы рискнём провернуть это дельце, если
Эрвин вдруг решится?
— А у нас есть выбор? Либо сделаем всё тихо и не оставим
свидетелей, либо сами лишимся голов. Но рано ещё об этом вздыхать,
пока будем просто наблюдать за храмом издалека.
Люди двинулись дальше вниз по течению реки и скоро скрылись из
вида.
Тайхарт вложил меч в ножны за спиной и вернулся к потухшему
костру. Асэми мирно похрапывала на лежаке из травы, лишь ещё крепче
прижав к себе хвост. Похоже, она настолько устала, что даже шумный
отряд, прошедший мимо, не разбудил её.
Ещё раз посмотрев на проём входа, Тайхарт наложил на него
защитные чары, а после лёг на землю и постарался уснуть. Что бы не
случилось дальше, но стоило отдохнуть перед новым днём. А проблемы
храма пусть решает сама жрица.
На улице уже разгорался новый день. Рассвет окрасил поля и
склоны холмов ярким багрянцем. Ночные птахи затихли, уступив место
жаворонкам и соловьям. По округе разлетелся аромат цветов,
раскрывших свои бутоны навстречу солнцу.
В пещере, ставшей убежищем Тайхарта и Асэми, было спокойно. Вот
только странный звук раздавался от рюкзака с припасами.
Хрум-хрум-хрум.
— Вкусно!
Хрум-хрум-хрум-хрум.
— О! А это что?!
Хрум-хрум-хрум-хрум-хрум.
Тайхарт приподнялся на локте и уже несколько минут наблюдал за
тем, как Асэми уничтожает недельный запас провизии, заготовленный
на всё путешествие. Ушастая обжорка не замечала пристального
взгляда своего учителя, а потому копалась в рюкзаке без всякого
стеснения.
— Вкусно? — наконец спросил Тайхарт с улыбкой.
— Ой! Я… — пробормотала Асэми набитым ртом.
Она на мгновение замерла на месте, словно пойманный на месте
преступления вор, а затем потупила взор, но продолжила жевать.
Только румянец на щеках выдавал нахлынувшее смущение.
— Ты жуй лучше, — подначил Тайхарт.
Он был рад, что спутница поправлялась и ей возвращался зверский
аппетит. Хотя она и вчера неплохо уминала мясо за обе щеки.
Наверное, даже тяжёлая болезнь не умерит эту тягу к еде.
— Повелитель, не смотрите так! — пробубнила Асэми, прижав лисьи
ушки. — Я не жадина! Я вам оставила кусочек!
Она указала на землю возле себя. Там лежала промасленная бумага,
на которой покоился маленький кусочек масла и хлеба. Бутерброд был
настолько крохотным, что им не насытилась бы и мышь, но даже это
считалось великим подарком, ведь Асэми страсть как не любила
делиться едой.