Следовательно, Миргород, в отличие от больших городов, сохранился как «мирный угол» именно потому, что защищён мельницами от нападок «романических героев», которые – на границах этих уголков – ломают свои копья о ветряки «многокрылых мельниц», как называет их Гоголь в своей записной книжке, и поэтому не могут проникнуть внутрь, что им вполне уже удалось в больших городах, не защищённых стражами русской земли. То есть мельницы – это ангелы, херувимы, стражи миргородов, поэтому Н. В. и сделал эту выписку из географии эпиграфом своего сборника повестей. Ничего странного; например, ворота хутора сотника в «Вие» охраняют две мельницы. Но почему-то это не имеет значения для нашего литературоведения, которое занято судьбами всего мира и человечества, но равнодушно к русской земле, её исконной ментальности. Второй эпиграф:
«Хотя в Миргороде пекутся бублики из черного теста, но довольно вкусны. Из записок одного путешественника».
Тот, кто хоть раз ел бублики из черного теста или ржаные лепешки прямо с противня, кто спал на сене или под открытым звёздным небом, укрывшись тулупом, кто смотрел из окна прямо в сад, кто хоть раз в жизни одухотворялся водой и ветром родного «мирного уголка», тот совершенно поймёт Н. В. Гоголя, не обращаясь ни к каким категориям, антитезам и литературоведческим иносказаниям.
Буквально – помещики старосветские, помещики старого света, можно чуть расширить – помещики старого русского света.
Что это за «старый свет»?
«Я очень люблю скромную жизнь тех уединенных владетелей отдаленных деревень, которых в Малороссии обыкновенно называют старосветскими, которые, как дряхлые живописные домики, хороши своею пестротою и совершенною противоположностью с новым гладеньким строением, которого стен не промыл еще дождь, крыши не покрыла зеленая плесень и лишенное щекатурки крыльцо не выказывает своих красных кирпичей».
Старый свет – это свет дряхлости, уединения, отдаления от чего? – от нового и гладенького, гламурного, от того, что ещё не промыто водой времени, не покрыто крышей традиции, не основано на фундаменте древней культуры.
«Я иногда люблю сойти на минуту в сферу этой необыкновенно уединенной жизни, где ни одно желание не перелетает через частокол, окружающий небольшой дворик, за плетень сада, наполненного яблоками и сливами, за деревенские избы, его окружающие, пошатнувшиеся на сторону, осененные вербами, бузиною и грушами».